«Стройка на болоте: «Пальмовые острова», Кёнигсбергская биржа, Храм Артемиды и кое-что ещё»

О неразумности и опасности размещения будущего футбольного стадиона на Октябрьском острове за минувший год не говорил, пожалуй, только ленивый. В своеобразную заочную дискуссию по этому вопросу периодически вклинивались всё новые и новые участники — различной степени осведомленности и крикливости. При этом объекты спекуляций как противников, так и сторонников стадиона на Острове были приблизительно одинаковы — жонглируя одними и теми же словами «плывуны», «нагонные явления» и «пойма Преголи», представители противоборствующих сторон умудрялись доказывать прямо противоположные вещи.

Самый разгар споров пришелся на весну этого года — именно тогда областной оргкомитет окончательно определялся с параметрами будущей арены. Почуяв удачную возможность, критики футбольного стадиона на Острове активизировались до такой степени, что в какой-то момент даже официальные лица (а их, как мы знаем, слабо интересует общественное мнение) почувствовали, что такое обилие негатива в СМИ может «подкузьмить» калининградским перспективам. Как бы то ни было, но оргкомитету спустя некоторое время удалось снизить накал споров и показного недовольства, а также окончательно и бесповоротно внедрить в сознание горожан идею, что футбольная арена к 2018 году расположится на Острове — и точка.

Однако это обстоятельство никоим образом не отменяет тот факт, что большинство калининградцев  считает бывший кенигсбергский район Ломзе навсегда потерянным для города местом. При этом в качестве доказательств выступает устойчивый ряд положений, начиная с «немцы были не дураки» и заканчивая злорадным тыканьем пальцем в сторону уходящих под землю многоэтажек, наспех возведенных на Острове славным советским стройбатом. Просто так получилось, что на наших глазах плохое строительство в проблемных условиях действительно встречается куда чаще, нежели хорошее.

Однако заранее записывать освоение Октябрьского острова в число провальных проектов — архаично и даже глупо. Ни в коей мере не считая «плёвыми» все будущие этапы строительства в микрорайоне, Калининград.Ru считает необходимым продемонстрировать разнообразные мировые архитектурные достижения в деле освоения «плывунов». При этом, что особенно приятно, часть этих сложных проектов имеет российскую прописку, а некоторые из них и вовсе построены в Калининграде.

«Пальмовые острова»
Дубаи, ОАЭ, наше время

При возведении этого рукотворного чуда света в Персидском заливе ни о каких плохих, болотистых или вообще грунтах и речи не шло: новые острова были искусственно насыпаны посреди водной глади. Таким образом монарх эмирата Дубаи решил проблему, мучившую одну из самых богатых стран в мире. ОАЭ хоть и располагаются в замечательном с точки зрения туризма месте, но имеют очень узкую и короткую береговую (читай, пляжную) полосу. Точнее, имели — до того, как в середине «нулевых» были по очереди возведены несколько архипелагов. Этот шаг позволил увеличить длину береговой линии эмирата в восемь раз — с 67 до 500 километров.

Всего в акватории Персидского залива были реализованы четыре «насыпных» проекта. Архипелаги «Пальма Джумейра», «Пальма Джебель Али» и «Пальма Дейра» действительно имеют форму южного дерева, защищенного от волн волнорезом-полумесяцем. Все они находятся в разной степени готовности к их заселению туристами и местными жителями, однако их общая «вместимость» оценивается в три миллиона человек. Очень богатых человек, стоит отметить. Четвертый и самый экзотический проект в Персидском заливе и вовсе рассчитан на сверхбогачей: острова архипелага под названием «Мир» в точности повторяют очертания материков и островов земного шара. Благодаря эксплуатации «географических» пожеланий потенциальных хозяев островов большинство территорий на нем, в отличие от «пальм», уже распроданы.

Общая стоимость возведения архипелагов зашкаливает за семь миллиардов долларов, а процесс их возведения по сложности и объему выполненных работ не имеет аналогов в мире. Острова были насыпаны из песка, поднятого со дна Персидского залива и затем «распыленного» на определенной территории с борта специальных судов. Объемы использованных природных стройматериалов оцениваются в сотни миллионов кубометров, а сопутствующая островам инфраструктура будет напоминать старые иллюстрации на тему «мир в XXI веке». Жителей и гостей Дубаи ждут подводные туннели, многоярусные хайвеи, «прозрачные» небоскребы, монорельсы и даже целый парк пассажирских дирижаблей. Думается, ради последнего пункта в ОАЭ просто-таки обязан перебраться бывший губернатор Калининградской области Георгий Боос, планировавший построить в нашем регионе дирижаблестроительный завод.

Здание Кёнигсбергской биржи (бывший ДКМ)
Кёнигсберг, Германия, 1870 год (ныне Калининград, Россия)

Красивейшее здание в стиле флорентийского ренессанса было построено на болотистом берегу Преголи — автором проекта выступил архитектор из Бремена Генрих Миллер, съевший собаку на строительстве бирж в Германии. Четвертая по счету кёнигсбергская биржа обошлась городу в дичайшую по тем временам сумму, но и отдача от использования здания была колоссальной. Днем в здании кипела торговая жизнь, а вечером просторный зал биржи становился местом проведения разнообразных концертов и балов.

Инженерная составляющая здания на берегу Преголи должна вызывать не меньшее восхищение, чем его внешнее исполнение. При строительстве биржи в берег Преголи вбили больше двух тысяч свай из лиственницы — это самое что ни на есть «свайное» дерево от воздействия воды не только не гниет, но и становится крепче. В этом плане здание является «побратимом» многих построек в Петербурге, также стоящих на сваях из лиственницы, поскольку уникальные деревья привозили в Кёнигсберг из России.

Надо отметить, что подземная часть бывшего Дворца культуры моряков с честью выдерживает тяжелые условия — чего, увы, нельзя сказать о здании снаружи. Как и большинству зданий Кёнигсберга–Калининграда, ему систематически не везет: бирже досталось и от авиации союзников в 1944, и от бездумных реставраторов «нулевых». Своеобразный период расцвета посреди послевоенной истории здание на берегу Преголи пережило во время развитого социализма — даже несмотря на нелепый голубой «окрас», ДКМ тогда выглядел достаточно солидно и «ухоженно».

Храм Артемиды
Эфес, Древняя Греция, VI век до нашей эры (ныне Турция)

Да-да, для пущей объективности в нашем обзоре нашлось место и для зданий, давно и навсегда исчезнувших с лица Земли. Ну а тот факт, что это исчезновение произошло не из-за строительных просчетов, а из-за банального вандализма, еще больше красит инженерные заслуги архитекторов древности. Дело в том, что местность, отведенная для возведения одного из самых величественных зданий своего времени, была не самой твердой — а попросту говоря, болотом. При этом выбор стройплощадки был сделан вовсе не наобум: в случае землетрясений, изрядно досаждавших древним грекам, «мягкий» болотистый грунт работал своего рода амортизатором, гасившим сотрясения.

Однако устойчивость такой площадки для сверхтяжелого храма Артемиды была ниже всякой критики — и архитектору Херсифрону пришлось применить ноу-хау для своего времени. Фундамент сооружения покоился на подушке из лёгкого древесного угля и шерсти, которая распределяла давление 127 колонн 18-метровой высоты по большой площади. В результате шедевр древнегреческой инженерной мысли простоял почти два века — до тех пор, пока Герострат в попытке прославиться не спалил одно из Семи чудес света дотла.

Впрочем, упорные греки сумели восстановить не самое огнеупорное сооружение менее чем за полвека — деньгами на восстановление им помог Александр Македонский. Новый храм Артемиды был еще больше, краше и прочнее прежнего, однако и он ничего не смог противопоставить вандализму готов, разграбивших чудо света в римскую эпоху, и прагматизму местных жителей, потихоньку растащивших храм на стройматериалы. И только тогда, когда здание потеряло целостность, а инженерная задумка архитекторов перестала работать, храм стал проседать в болото — как подвалы в многоэтажках на набережной генерала Карбышева. На этом, собственно, его история и закончилась.

Здания в Венеции
Венеция, Италия, VI–XVII века

Самый романтичный и воспетый во всех возможных произведениях искусства участник нашего обзора, чтобы вы знали, в определённой степени является «родственником» нашей кёнигсбергской биржи. Венеция также опирается на сваи из лиственницы, вот только происхождение у дерева несколько другое — лиственницу в город посреди моря доставляли из Альп. Сваи в буквальном смысле частоколом вбивали в слабые грунты скрытых под водой островов, находящихся на глубине от трёх до десяти метров. Эта работа требовала колоссального труда и ресурсов: фундамент одной из церквей, Санта Мария делла Салюте, покоится на миллионе свай (их вбивали в течение двух лет), а опоры моста Риальто стоят на 12 тысячах свай.

Однако упорные и в какой-то степени сумасбродные строители Венеции не успокаивались и на этом. Поверх забитых свай они укладывали этакие «палеты» из соединенных между собой дубовых и лиственничных брёвен — и только поверх такой конструкции начинали возводить непосредственно фундамент здания. Неудивительно, что ради стройматериалов венецианцы, в Средние века умудрившиеся с клочка суши посреди моря прибрать к рукам огромные территории на суше, сводили в Европе целые леса.

В результате здания в Венеции относительно неплохо справляются с грузом собственной многовековой истории, а многие из ныне здравствующих сооружений и вовсе справили тысячелетний юбилей. Определённые проблемы с сохранностью домов в Венеции существуют там, где здания долгое время оставались без присмотра и ремонта или и вовсе забрасывались нерадивыми хозяевами. Постепенное же погружение старинного города в воду или регулярные наводнения разной силы (буквально недавно, кстати, на площади Святого Марка опять можно было купаться и плавать) вряд ли угрожают такой основательно построенной Венеции.

Спорткомплекс «Лужники»
Москва, СССР, 1956 год

Полноценный город спорта на берегу Москвы-реки был возведён для того, чтобы у советских атлетов, всё громче заявлявших о себе на международной арене, появился свой дом — для всех без исключения соревнований и видов спорта. Наиболее подходившую под олимпийский комплекс территорию пришлось отвоёвывать у природы — на ней в полном соответствии с топонимом «Лужники» располагались заливные луга, топи и прочие болота. В общем, тогдашняя московская ситуация здорово напоминала нынешнюю калининградскую — перед строителями стояла задача превратить 180 гектаров не особо использовавшейся до этого земли рядом с центром (прямо как у нас в городе, ей-богу!) в прочный «фундамент» будущих советских побед.

Подтверждая мысль о том, что в мире нет ничего нового, при освоении территории в болотистые грунты были вбиты десять тысяч свай, а поверх «плывунов» земснарядами были намыты миллионы кубометров грунта. В результате местность на берегу Москвы-реки подняли на полтора метра, а намытую землю — чтоб не «уползла» обратно в воду — укрепили посадками деревьев и «заковали» в гранитную набережную. Плюсом к этому и Москва-река благодаря взятому с её дна грунту стала шире, глубже и полноводнее.

Непосредственный процесс строительства города спорта должен служить примером всем современным инженерам и планировщикам: его проект был подготовлен за 90 дней, а вся стройка в «Лужниках» была завершена за полтора года. В результате Москва получила замечательный спортивный комплекс, а его жемчужина — Большая спортивная арена высотой с восьмиэтажный дом и вместимостью 80 тысяч зрителей — до сих пор служит образцом грамотной планировки и рационального строительства. Если бы натуральный газон в «Лужниках» в своё время навсегда не угробили бетонной пылью, а поход на матч в соответствии с российскими традициями не превращался бы во многочасовой изнурительный и небезопасный марафон, то главный стадион России можно было бы с уверенностью называть одним из лучших в мире.

Микрорайоны Зеебург и Эйбург
Амстердам, Нидерланды, 90-е годы XX века — наше время

Если кому и суждено было оттачивать навыки в деле строительства посреди водной глади, то это венецианцам и голландцам. Наступление на море в Стране тюльпанов издавна являлось единственной возможностью хоть как-то расширить полезную площадь страны — и по прошествии времени ситуация поменялась несильно. Причём сейчас голландцы активно создают сушу не только для нужд сельского хозяйства — под знаменитые польдеры — но и для гражданского жилищного строительства. Ярким примером именно такого освоения территории стали жилые районы Зеебург и Эйбург, построенные на месте водных объектов Амстердама. При этом сами голландцы вначале не особо поддерживали идею насыпать острова вместо озера или реки, но со временем «распробовали» эту технологию и теперь — наравне с плавучими домами — она является в Стране тюльпанов одной из наиболее перспективных.

Что же касается микрорайонов Зеебург и Эйбург, то полный путь от водной глади до заселения домов занял у них около пятнадцати лет. Новые городские территории активно развиваются и вписываются в жизнь Амстердама — по завершении всего строительства там будут жить почти 50 тысяч человек. Однако притягательность «насыпных» микрорайонов не ограничивается одними лишь квадратными метрами жилплощади. Расположенный ближе к центру Зеебург уже обзавёлся музыкальными и культурными центрами, а также воплощениями архитектурных экспериментов — к примеру, домом-кругом и домом-китом. Периферийный Эйбург же, напротив, берёт свое другим — бутиками и клубами.

Здания в Санкт-Петербурге
Санкт-Петербург, Россия, XVIII—XX века

Вполне возможно, что именно голландский опыт освоения низменностей послужил основанием для Петра Первого построить новую российскую столицу аккурат там, где она находится сейчас. Однако осушение невских болот и борьба с «несговорчивыми» плывунами оказалась куда более сложной, чем аналогичные изыскания в Стране тюльпанов. Освоение питерских земель потребовало напряжения ресурсов со всей империи — взять хотя бы «каменный налог» для въезжавших в Петербург и запрет на каменное строительство по всей стране. Впрочем, и результат стоил подобных усилий — некогда самая «молодая» из европейских столиц точно не уступает своим заграничным «коллегам» в красоте, неповторимости и шарме.

Что же касается строительства в непростых питерских условиях, то универсальный рецепт освоения болотистых почв был применён и в Северной столице. Сваи из лиственницы и дуба подпирают огромное количество исторических построек в центре Санкт-Петербурга, и в целом до сегодняшних дней делают это весьма достойно. Отдельный процент строительного брака можно списать на слабость инженерной и геологической науки тех времён, а также на закон больших чисел: если строить сразу и помногу (как это делалось в Петербурге), то определённые «косяки» то тут, то там рано или поздно проявят себя. В частности, из-за «уплывших» в болотистую почву свай пришлось выравнивать осевший Исаакиевский собор, а также укреплять фундаменты Ростральных колонн.

Кроме того, не стоит сбрасывать со счётов и характерный русский пофигизм — как выяснилось, славные традиции стройбата были актуальны в Петербурге ещё задолго до появления Советской Армии. К примеру, при возведении Гостиного двора купцы здоров сэкономили на стройматериалах — результаты такой бережливости привели к тому, что главный питерский универмаг стоит в буквальном смысле на воде. Существует немало примеров и куда более современного брака — чего стоит только ряд многоэтажек, которые накренились, словно Пизанские башни, ещё на этапе строительства в начале «нулевых». Причины такого результата всё те же — раздолбайство и экономия на всех стадиях работ.

Аэропорт Кансай
Осака, Япония, 1989 год

Присказки о том, что японцы, страдающие от нехватки земли, настолько «прокачались» в этом деле, что создают насыпные острова из мусора и отходов, лишь отдалённо напоминают правду. Один из образцов рукотворной суши — остров Одайбо в Токийской гавани — действительно долгое время служил городской свалкой, однако в его основе всё-таки был грунт, но никак не горы мусора. Даже максимально практичные и рассудительные японские инженеры в течение долгого времени не отваживались на масштабные проекты в «насыпной» сфере — даже когда у европейцев это дело мало-помалу стало на поток. Однако именно в Японии располагается, пожалуй, самый впечатляющий объект в нашем обзоре — в отличие от «развлекательных» «Пальмовых островов», японский насыпной остров держит на себе целый международный аэропорт Кансай.

В предыдущем абзаце инженеры из Страны восходящего солнца вовсе неслучайно были названы рассудительными — на проект аэропорта в Осакском заливе ушло около 20 лет, и около трёх лет длилось само строительство. Посреди водной глади сперва создали «стену» из бетонных блоков, а пространство внутри неё засыпали с избытком: рукотворный остров «приподнялся» на 30 метров над уровнем моря. Титанические усилия проектировщиков и строителей не прошли даром — аэропорт за свою двадцатилетнюю историю выдержал сильнейшее землетрясение, цунами и тайфун. Однако в «жизни» Кансая не всё так радужно, как кажется на первый взгляд.

Стоит начать с того, что насыпной остров за это время достаточно сильно осел — на восемь метров сверх запланированного. Несмотря на то, что такой вариант развития событий предполагался, а меры по борьбе с проседанием грунта были тщательно продуманы и успешно реализуются в наши дни, это накладывает определённый отпечаток на функционирование Кансая. С безопасностью пассажиров, сервисом для них или необычным для пилотов окружением взлётно-посадочной полосы — не подумайте ничего плохого — проблем нет. Однако из-за того, что львиную долю бюджета аэропорта составляют затраты на борьбу с оседанием острова, он является одним из самых дорогих для приземления аэропортов мира. Впрочем, даже с учётом недружелюбных цен для авиакомпаний 40-миллиардное строительство и текущая эксплуатация не проходят для Кансая даром — он «плодит» долги на полмиллиарда долларов ежегодно.

Футбольный стадион на Крестовском острове
Санкт-Петербург, Россия, наше время

Знаковая для России стройка также попала в наш обзор — её масштабность, сами понимаете, не позволила поставить будущую арену «Зенита» вровень с просто «зданиями в Санкт-Петербурге». Невероятный по своим амбициям, замашкам, идеям, стоимости и ещё чёрт знает чему ни на минуту стадион не перестаёт удивлять как простых обывателей, так и специалистов по всему миру. При этом будущее сооружения, являющегося преемником знаменитого стадиона имени Кирова и стоящего на его «костях», неясно и по сей день — одно лишь заявление главного строителя Санкт-Петербурга о том, что Северной столице стоит уступить право проведения матчей ЧМ-2018 Краснодару, многого стоит.

Впрочем, как бы то ни было, с инженерной точки зрения будущий 70-тысячный стадион представляет собой крайне занятное сооружение, чьё проектирование и строительство во все годы были далеки от описанного в «питерской» части обзора раздолбайства. И стадион имени Кирова, и будущая арена «Зенита» располагаются на насыпной части Крестовского острова — раньше там плескались волны. Старое сооружение стойко перенесло суровые питерские реалии, а для устойчивости будущей «летающей тарелки» (именно на НЛО больше всего похож проект японца Кисё Куросавы) строители вбили в грунт около 20 тысяч свай. Подобный запас прочности не выглядит излишним для проекта, в рамках которого одно только выдвижное поле будет весить 11 тысяч тонн.

Ну и, разумеется, совершенно невозможно обойти вниманием расчётную стоимость будущей арены. Количество средств, которые абсолютно по-свойски текут на Крестовский остров из федерального бюджета, заставило бы Скруджа Макдака тихо рыдать в подушку от осознания собственного нищебродства. Стартовав с отметки в жалкие 7 миллиардов рублей, стоимость будущего стадиона «Зенита» уже доросла до 44 миллиардов рублей — и, думается, ненадолго. В результате дороже «летающей тарелки» по стоимости оказывается только реконструированный лондонский «Уэмбли», выше стоимости которого только звёзды на небе.

Второй эстакадный мост через Преголю
Калининград, Россия, наше время

Честь завершать обзор выпала ещё одному «жителю» нашего города — на этот раз, в отличие от биржи, имеющему исключительно калининградскую «прописку». И не стоит смеяться над помещением второй эстакадки в один ряд с многомиллиардными проектами и масштабными стройками — нахождение мостового перехода в том самом месте, вызывающем ожесточённые споры среди калининградцев, повышает его значимость в разы. Эстакадка, превратившаяся для нескольких поколений горожан в символ «долгостроя» и «недостроя» во всём, вступила в строй назло всему — хоть дело, как и в Питере, не обошлось без умопомрачительного увеличения стоимости.

Что же касается инженерной части проекта, то второй эстакадный мост, также опирающийся на сложные, болотистые и никогда не осваивавшиеся грунты Октябрьского острова, является лучшим примером современного строительства в сложных условиях. Иными словами, эстакадка может являться для будущего калининградского стадиона своеобразной лакмусовой бумажкой и проверкой на вшивость одновременно. «Сдюжит» на своём месте мост — значит, и арена будет верой и правдой служить нашему городу. Уверенность в этом при грамотном подходе к проектированию и строительству, как вы убедились, определённо есть.