Корреспондент Калининград.Ru побеседовал с советником губернатора Вячеславом Генне о том, какая судьба ждёт Центральный парк, как исторические здания превращаются в «пряничные домики», есть ли будущее у разрушающихся промышленных площадок и почему главные городские проекты не всегда обсуждают с местными жителями.
— Вячеслав Викторович, предлагаю начать с только что отшумевшего события — благоустройство острова Канта. Как бы вы в целом оценили работу и что нового этот проект дал острову?
— Остров Канта — это большая территория, где очень много контекста, главным из которых является собор. Задача была не опошлить, не напестрить, но при этом сделать всё функциональным и интересным. И это всё-таки открыточная история, то есть люди будут по острову во многом судить о городе, об уровне благоустройства и о его культуре в целом.
По решению губернатора на благоустройство этой площадки направили немалые средства. Сейчас людей намного больше стало, потому что есть чем заняться, есть много где погулять, есть большая тема для детей, есть хорошая сувенирка, появятся ещё два кафе, есть что посмотреть — это сплошная селфи-зона.
Помимо исторического, на острове Канта есть ландшафтный контекст. Поэтому мы сохранили все деревья. Сейчас люди пишут, что мы выкосили всё и теперь остров видно насквозь. Но мы убрали только кустарники, которые там превратились в заросли и стали отхожими местами. И пересадили три ёлочки, одна из которых, к сожалению, погибла. Да, одна погибла — простите! Но она росла в центре соборной площади, и, не пересадив её, мы бы не смогли ни проводить концерты, ни чего-то другого.
Прежнее благоустройство устарело. Это же, как ремонт в квартире. Мы приходим к своим старикам и смотрим: у них на комодах ножки скошенные по диагонали, висят салфетки треугольничком на телевизоре в серванте. Здесь та же самая история. У общественных пространств тоже есть такие понятия, как мода, тренды. Раньше это были просто диагональные дорожки. Сейчас у нас есть соборная площадь, новые элементы в среде. При благоустройстве мы использовали кортен — он не мог появиться 50-60 лет назад. Не было тогда и таких возможностей со светотехникой и так далее.
И уровень обсуждения, который возник, мне напоминает архитектурные проекты периода Королевской горы, «Сердца города» — такая была активность! У каждого было своё мнение — это же здорово. Я сейчас давал интервью, и у меня спрашивали, какие образы у меня формирует красная подсветка могилы Канта, не нарушит ли интенсивное освещение гнездование птиц и как будет выглядеть голова Канта, когда опадут листья. Даже не думал, что люди так глубоко интересуются...
— Кстати, да, как будет выглядеть Кант, когда опадут листья?
— Ну, мы входим в первую зиму, так что протестируем. Если это не будет соответствовать исходной задаче, то, конечно, не станем включать.
— Хорошо. Что будет на острове Канта на втором этапе?
— Губернатор согласовал довольно обширные работы второго этапа. Первый крупный блок — это набережная. Она идёт отдельным проектом, о чём мы много раз говорили, и меня удивляет возмущение, почему сейчас не залатали дыры. Второе — это подмостовое пространство под эстакадой, вся левая часть от баскетбольного центра.
Это всё уже запроектировано, осмечено и прошло экспертизы. Нам теперь необходимо структурировать, выбрать объёмы, расценки и проводить конкурсные процедуры. Не могу брать на себя полномочия и сказать, когда точно, но предполагаю, что работы начнутся не летом следующего года, а скорее всего осенью. Это мой личный прогноз.
— Вы сказали про пространство под мостом — там тоже предполагается спортивная тематика или что-то другое?
— Там будет и спортивная, и общественная. Есть план сделать там площадку для экстремальных видов спорта, амфитеатр, площадку для сквоша.
— Сквош? Не знал, что он настолько популярен в Калининградской области.
— Уличный формат — он же многофункциональный. Хочешь — заходи, пожалуйста, набивай мяч. Это же вопрос разметки. Тем не менее у нас есть федерация сквоша, они построили свой спортивный зал, проводят российские чемпионаты, поэтому, думаю, им следует дать возможность сделать универсальную площадку и развивать этот спорт. Он зрелищный. И они, наверное, могли бы и эксплуатировать эту площадку в дальнейшем.
Помимо двух крупных блоков — набережной и подмостового пространства — существуют планы по перекладке всей брусчатки на центральной аллее. Там есть некоторые места, где образуются лужи — они небольшие, но всем режут глаз. И естественно хочется заменить бортовой камень, который где-то уполз под землю и просто не имеет вида и изящности, нет контура всех площадей и благоустроенных площадок. Это создаёт незавершённость.
— Какие самые большие проекты нас ждут в 2021 году?
— На ближайшей повестке стоит Центральный парк. Сейчас с группой коллег занимаемся подготовкой проектной мастерской, посвящённой этой теме. Мы называем проект «Центральный парк. Перезагрузка» — по аналогии с передачей, в которой неуверенная в себе девушка получает услуги косметолога, стилиста и так далее, так и наш парк из такой неуверенной в себе девушки превратится в царевишну.
Центральный парк — это 16 гектаров шикарной ландшафтной территории в центре города, но возможность зайти туда объективно ограничена. Парком Шопена, пятачком в шесть соток, больше людей пользуется, и он комфортнее. Очевидно, что нужно обязательно организовать дополнительные входы — за «Зарёй», на Донского. Затем переустроить главные ворота — считаю, что они закрывают открыточный вид на театр кукол. Там можно оставить все деревья, сделать красивое благоустройство и создать новую городскую площадь.
Также нужно разобраться со всем дизайн-кодом того, что там находится. Потому что сейчас в центральной части находятся салоны красоты, педикюры, маникюры и так далее — не самая якорная и необходимая функция в парке культуры и отдыха. Необходимо обратить внимание на имущественные вопросы и на аспекты, связанные с предметами охраны, — что там можно делать, чего нельзя и так далее.
У парка сохранилась уникальная историческая планировочная структура. С этим нужно работать как с контекстом, как с ландшафтным сюжетом. Смотровая площадка, панорама, силуэт, уходящая туннелеобразная структура из деревьев — всё это читается, но никто этим не пользуется. Особенно дальней частью — там ходит только группа собачников и велокроссеры, даже бегунов всё меньше и меньше. А это огромная территория, и есть возможность проложить благоустройство от «Сказки» и по руслу реки — по аналогии с Тихим озером в Светлогорске.
Плюс покрытия. Они не настолько запущенные, но нужно разобраться и сделать где-то больше, где-то меньше, выбрать тип покрытия. Сейчас это просто асфальт советского периода: где-то прохудился — положили плитку. Нужно провести градостроительный «аудит», проанализировать какие социальные и возрастные группы и в каком количестве могли бы этой территорией пользоваться и чего им не хватает. Сейчас она не задействована, к сожалению. Будем заниматься этими вопросами вместе с городом.
— В Калининграде прошёл похожий форум по промышленным территориям. Та же Правая набережная с её огромным потенциалом годами обсуждается, но в практическую плоскость дело не переходит. Насколько вообще реально ввести в оборот наши «промки» и чего Калининграду для этого не хватает?
— Наши «промки» — это несколько сотен гектаров (одна только Правая набережная оценивается в 200 гектаров). Они имели советский размах и масштаб и не были структурированы с точки зрения рентабельности. Они находятся вне конкурентной экономики. Эти территории вполне можно оптимизировать, при этом с сохранением всех производств — вагоны что ли невозможно ремонтировать, если половину площади как-то по-другому использовать? Конечно, возможно. Там есть свернувшееся производство железобетона Минобороны, и он не нужен нам сейчас в таком объёме. Рынок его просто не принимает.
Так что есть два фактора — дефицит земли в центре и «бестолковость» всего происходящего — они всё больше выдавливают тему ревитализации промышленных территорий на поверхность обсуждения. И это уже стало градостроительным трендом, потому что общественными пространствами мы насытились.
Но этим вопросом реально надо заниматься. Я прямо сейчас себе представляю этого собственника «промки», человека с обречёнными глазами, потому что это сложно — это памятники архитектуры, это предметы охраны, это законодательная ответственность за их состояние, это инженерная инфраструктура. Все они мечтают снести их под веничек, снять статусы, перевести в другую зону и построить жильё. Но так не получится. Всё это останется. Этот путь изменений генерального плана, правил землепользования и застройки гораздо тернистей с точки зрения девелопмента, чем просто купить, даже за очень дорого, кусок земли и реализовать там бизнес-проект.
И ещё один фактор, почему это не происходило — у людей не было возможностей. Сейчас промышленная территория самозамещается — появляются рестораны, магазины, базы. Всё приобретает хаотичный вид, а надо заниматься этим программно. Когда принимался генплан, я предлагал, клянусь, эту территорию сделать смешанной зоной, где можно реализовать жильё, апартаменты, гостиницы, рестораны, кафе, чтобы не только промышленность и коммунально-складские функции.
Эту смешанную зону можно также было накрыть сервитутами, перспективными магистралями, зонами охраны — никуда они не денутся. Но была бы возможность реализовать свои проекты, помимо просто «промки», складов и авторазборок. Но этого почему-то не сделали. Теперь год нужен, чтобы вносить все изменения, чтобы хотя бы выйти на начальную точку.
— Кроме промышленных территорий, у нас есть много других памятников, которые разрушаются и никак не используются. Губернатор Антон Алиханов анонсировал программу по их восстановлению со льготным кредитованием. Как вы считаете, насколько она будет эффективной?
— Очень эффективной. Заявок будет большое количество. Они уже идут. И я поддерживаю подход губернатора в том, что правильнее, целесообразнее и эффективнее финансировать не ремонт фасадов, а бизнес-идеи. Чтобы всё внутри работало. Чем эти идеи будут интереснее, тем это будет быстрее двигаться. Критерии оценки заявок будут учитывать экономику.
И, возвращаясь к теме Правой набережной, около месяца назад треть правительства туда выезжала. Мы прошли пешком всю территорию, включая Велосипедную дорогу и парковку Детской областной больницы, осматривали с крыши перспективные площадки. И Антон Андреевич дал конкретные поручения по изменению генерального плана и правил застройки. С учётом всех формальных сроков, публичных слушаний и обсуждений, это займёт год. Где-то через год предлагаю встретиться, и я смогу, наверное, на документах показать, что у этой территории появится новый сценарий развития.
— Вы могли бы назвать наиболее перспективные, на ваш взгляд, объекты в Калининградской области, которые можно восстановить и использовать как бизнес-проект?
— Я думаю, что основной принцип экономики — это локация. В этом смысле янтарная мануфактура — самое то место. К сожалению, она уже совсем дохленькая. И надо, конечно, доделывать башню Врангеля, прилегающую к ней территорию парка.
Если говорить о том, что красота-красота, то это милицейское здание на Клинической. Прекрасное место, там люди были, оно функционировало в идеальном состоянии, красивейшая штука, а сейчас — деревья на крыше колосятся.
Сейчас идёт тренд на средовую реконструкцию, когда восстанавливается целая среда, как это получилось в Железнодорожном. В Калининграде есть красивые кварталы на улицах Тельмана, Кутузова, где люди гуляют и фотографируются. Но работать с ними сложно, потому что там в основном частные дома. И жители в силу своих вкусовых предпочтений ставят заборы, занимаются покраской и всем остальным.
— Не хочу заострять внимание на Кройц-аптеке, но приведу её в качестве примера. Кройц-аптека, Железнодорожный, даже здание правительства — это всё красивые исторические дома, которые недавно отремонтировали. Но почему использовали настолько яркие цвета? Разве это не создаёт ту самую «пряничность» Ленинского проспекта, к которой в том числе вы относитесь скептически?
— Девяносто девяти процентам людей нравится Ленинский проспект в его нынешнем «пряничном» стиле. Если бы мы сделали его строгим, нас бы обвинили.
— Но это же заигрывание...
— К сожалению. Вы сами ответили на свой вопрос. Железнодорожный — это тоже в опеределённой степени заигрывание, заманивание. Даже на фотографиях он был спокойным, монохромным посёлком. Так что побольше фахверка, ставень, железок, цветных дверей — это заигрывание. Но его могло быть больше, и то, как получилось, я считаю, ещё неплохо.
— А как вы относитесь к табличкам на немецком языке?
— Я точно против любых надписей на немецком. Это однозначно.
— А если они исторические? Например, на Кройц-аптеке была всем известная надпись. Стоит ли её восстанавливать?
— На Кройц-аптеке, наверное, она может остаться как артефакт. Такие штуки есть и в Железке, и в Советске. Но это уже в плоскость музеефикации объектов. А когда создаётся заново — это неправильно. Улица Чайковского в Берлине написана на немецком, а не на русском. И было бы странным, если бы наоборот.
Даже абстрагируясь от вопросов германизации, это в принципе странно. Это неправильно, незаконно и пошло. Кому есть необходимость? Хотя меня больше возмущают названия объектов. Если вы откроете список жилищных комплексов, то добрая треть или половина будет иметь немецкие названия — «Росгартен», «Альпен Парк», «Карлсхоф», «Раушен Престиж». Такое название, а стоит здание из шлакоблока и дешёвой черепицы. Но это продаётся. Продаётся западничество, к сожалению.
— Давайте поговорим про Русский центр искусства Рустама Алиева. Я всё-таки хочу понять, почему проект настолько сильно изменился и упростился. Это влияние критики или сокращение финансирования?
— Он не упростился — он стал другим. Это совершенно разные вещи. Упростился бы он, если бы на картинках показывали гранит, а превратилось всё в минеральную штукатурку. Тогда можно говорить о сокращении бюджета. Но, конечно, нет.
Это музей, и сам функционал здания влияет на фасад. Первый этаж восемь метров высотой, и он должен быть максимально открытым пространством. Это подразумевает огромные стеклянные полотна. Я же не могу сделать шпросы из готических сводов. Плюс естественный свет — враг музеев номер один — поэтому фасады глухие. На них может быть декор, но это должен быть единообразный материал. Мне разогнать по кругу колонны коринфского ордера? Какая в этом необходимость?
— Я лишь сравниваю конечный вариант с первым, который тоже учитывал все эти нюансы. И, лично моё мнение, визуально он выглядел лучше и интереснее.
— А сколько критики было? Баяном и только как его ни называли.
— Критика будет всегда. Но в отличие от других, это частный проект, здание строится на деньги инвестора, он хочет войти в историю. Можно сделать уникальное здание для Калининграда, вообще не обращая внимания на критику.
— Могу сказать, что вот в этом фасаде нет заигрывания. И мы не собираемся заигрывать, чтобы кому-то понравится. Это будет качественное, ультрасовременное здание с шикарными фасадами. Я уже рассказывал, что существуют две тенденции. Есть музеи ради здания: центр Жорджа Помпиду в Париже, проекты Френка Гери, Сантьяго Калатравы, Дэвида Чипперфильда — много примеров. Никто не видел, что внутри этих музеев находится, но все знают сами объекты. Это такой маркетинговый ход. А есть музеи ради коллекции, и это наш вариант.
— А совместить можно?
— Можно, но это два бюджета. Я думаю, что у человека нет интереса сразу две задачи решить. И лично я как потребитель заинтересован в коллекции, а не в музее ради здания.
У нас будет хорошая коллекция. Она уже собрана. И Рустам Алиев сам готов горожанам всё это показывать, готов лично экскурсии водить. За год обсуждений мы пришли к выводу, что здание нужно делать именно таким — лаконичным, простым, не броским, не пёстрым, не пошлым, не аляпистым, сугубо функциональным. Это не значит, что будет дешёво. В проекте используется дорогая отделка, дорогущее стекло, дорогущие интерьеры. Там очень много вопросов инженерной инфраструктуры — это нужно охранять, нужно готовить воздух круглосуточно, да и должно быть просто безопасно. Это сумасшедшее оборудование, и оно стоит сумасшедших денег.
— И ещё на тему обсуждений. В Калининградской области есть два курортных города — Светлогорск и Зеленоградск. Когда речь идёт о строительстве на побережье Светлогорска, инвестору нужно готовить три проекта, показывать их на архитектурном совете, переделывать и так далее. В Зеленоградске же променад застраивается довольно хаотично. Почему это почти никак не регулируется?
— В правилах землепользования Светлогорска прописана норма — чётко определена граница исторической застройки, обязательного представления трёх вариантов. В Зеленоградске этого нет, хотя, думаю, появится.
Лично я против этой нормы. Потому что, участвуя в градсоветах, я вижу, что представляется явно проходной вариант и два совершенно бестолковых. Я жду, пока кто-нибудь ради прикола сделает один вариант в курортном стиле Светлогорска, другой — например, в конструктивизме, а третий — китайская пагода. Три варианта надо было — пожалуйста — я за китайскую пагоду! И будем наблюдать её.
Я думаю, что достаточно рассматривать один вариант — проходной, и если есть к нему вопросы, то уже обсуждать. Почему три варианта, а не два, не три и не пять? Завтра мы введём норму обязательного международного конкурса — насколько это будет законно и правильно? Но это же возможно. Будем философствовать, всё затянется и приведёт в никуда. Закончится судами, прокуратурой и отменой этой нормы. И я считаю это избыточным. А вот обсуждение на градсовете — очень правильно и позитивно. Помимо просто запубличивания и снятия вопросов, мы можем смотреть развитие — где мы были, куда пришли и где предположительно будем.
В Зеленоградске всё отдано на откуп администрации и в большей степени инвесторам. У них строительный бум, и огромная инерция никак не может остановиться. Наверное, она и не должна останавливаться, но с такими темпами сердце не ёкает, чего-то уникального не происходит, прибавляются только этажи, процент застройки, а также уловки с точки зрения обхода норм. Это, кстати, есть и в Светлогорске, и в Калининграде.
Вообще это проблема глубокая, системная. Она связана с низким уровнем ответственности застройщиков, желания достичь большей маржинальности, экономии на всём и, прежде всего, на архитекторах. Второй вопрос связан с ответственностью и компетенциями, знанием среды, экономики, норм, ГОСТов, СНиПов самих проектировщиков. Потому что зачастую приносят здания, и у них главная задачка не развалиться в перспективе.
— Как стало возможным, что на Верхнем озере, одним из самых популярных мест Калининграда, появилась полусфера со спа без всяких согласований?
— Первое — я к этому никакого отношения вообще не имею. То, что я знаю, это связано с какими-то договорными обязательствами на взятие в аренду воды предыдущими министрами экологии, предыдущим правительством. Я к этому отношусь категорически плохо. И я слышал понятное недовольство — люди сделали рестораны, кафе, благоустройство, в частности, гостиница «Меркюр». Хотели смотреть на озеро, а смотрят на вход в банный комплекс.
Я не помню срок аренды, но когда-то он должен закончиться. И ещё очень важно — никогда в жизни меня там не будет. Ни меня, ни моих друзей, ни моей семьи.
— А как вы вообще относитесь к строительству на водоёмах?
— Эту тему нужно разделить на две части. На озере быть ничего не должно. Там могут быть только пирсы, слипы, развлечения — такая инфраструктура. Другое — река. К сожалению, она у нас вообще не эксплуатируется. Хотя на довоенных фотографиях видно иное. Но понятно, что там была другая функция — логистика, транспорт, чартерные лодки, пересыпка материалов. Река была технологической цепочкой, а сейчас — вакантный объект. Это просто вода в городе, которая никакой, кроме прогулочной, функции не несёт.
Почему-то у нас до сих пор не возникает проектов на воде, хотя есть дефицит земли в центре. Например, хостелы в переоборудованных баржах. Это активно используется во Франции, Германии, да и в целом в Европе. Представляете, приехать в Калининград и жить в реконструированной барже — это же круто! У нас до сих пор есть дебаркадеры, и я в своё время делал эскизный проект реконструкции такого объекта. Это такая плавучая конструкция, бетонная брандвахта, которая элементарно переоборудуется в ресторан и гостиницу с большим количеством номеров.
— Когда мы обсуждали остров Канта, вы говорили, как здорово, что люди вовлекаются и он становится темой для дискуссий. Но есть и другие примеры. Застройка острова Октябрьского разрабатывалась на закрытом конкурсе, её презентовали на закрытом архитектурном совете. Дом Советов собираются реконструировать и уже что-то планируют показать губернатору, но неизвестно что. Территорию вокруг и вовсе отдадут какому-то инвестору, который как-то её освоит. Почему самые крупные проекты в центре Калининграда порой держатся в тайне и не обсуждаются с горожанами?
— А как вы для себя видите формат обсуждения — референдум? По каждому проекту собирать дома культуры? Но обычные горожане не приходят и не голосуют, они заняты работой.
Мы обсуждаем все проекты с экспертами довольно широко. Есть проекты, которые длятся десятилетиями, мы их мусолим. А с островом Октябрьским пока даже обсуждать нечего. Сейчас отыгран правительством проект планировки — там такое количество юридических и градостроительных вопросов! С кем их обсуждать? Даже я в них глубоко не разбираюсь, потому что не моя сфера.
Естественно, финишные вопросы мы запубличим максимально, и на них можно будет повлиять — этажность, плотность, социалка, транспорт. Такие вещи, в которых могут разобраться и домохозяйка, и студент, и все остальные. Люди реагируют на картинки — что им проект планировки обсуждать? Его надо со специалистами обсуждать.
По территории Рокоссовского — Соммера, мне кажется, город сложно упрекнуть, там каждую неделю совещания — как отодвинуть дорожку на полметра влево-вправо, а если это, а если то. А помните, как только первые эскизы сделали, разговоры: «Не смейте, не трогайте, это наша придомовая территория, не дай бог, здесь лавочка появится, кто-то сядет на гитаре играть!» То же самое было на Баранова. Результат — все счастливы, довольны, позитив. То же самое с островом Канта.
И вы не ответили на мой вопрос про формат обсуждения. Как вы его себе представляете?
— Есть много уже проверенных методов. Можно и электронно опрашивать мнения, и собирать те же воркшопы и дискуссионные площадки, вы сами вспомнили «Сердце города», заинтересованные люди придут.
— Мы собираем. По каждой территории был воркшоп — «Балтика», Центральный парк, Каштановая аллея, Литовский вал, Теодора Кроне.
— Но не Дом Советов. Решения по нему принимались и принимаются вообще без учёта мнения горожан.
— А что с Домом Советов? Получили заключение о его состоянии, самый лучший институт в стране его выполнил. Что там обсуждать? Водить экскурсии и показывать, где сгнило железо, где просел фундамент, где украдены материалы?
— Нет. Раз уж его купили, то обсуждать, что с ним делать дальше.
— А результат этих обсуждений? Рейтинг — восстановить или сравнять и построить парк?
— В том числе. Принимать предложения и замечания, чтобы в дальнейшем их использовать при разработке проекта. Вы же понимаете, что вовлечение людей снижает негатив и критику в дальнейшем, потому что они участвуют в судьбе своего города.
— Может быть. Но конкретно по Дому Советов ещё обсуждать нечего, как и по острову Октябрьскому. Сейчас идёт контракт по корректировке проекта планировки. По градкодексу он должен проходить публичные обсуждения.
Может быть, стоит это делать обширно, применять практику «Сердца города». Это было такое большое информационное поле, как рой пчёл, который двигался и обсуждался в одном ДК, в другом, в третьем. Так глубоко больше ничего не обсуждали.
