— Добрый день. Как вы считаете, можно ли назвать проблемы на границе с Литвой «торговой войной», и какие последствия для Калининградской области эта ситуация повлечёт?
— Мне кажется, что торговой войной это назвать нельзя. Основные правила не изменились, а полная проверка товаров находится в рамках полномочий таможенных служб. Поляки часто этим пользуются, когда на границе снимают двери и пропускают три-четыре машины в час. Просто мы привыкли к этому и больше не удивляемся. Но то, что эта ситуация повлияет на работоспособность калининградской экономики, это факт. Губернатор это понимает. Я помню, что когда эта история начиналась, мы с ним созвонились, и он попросил обратиться письменно с примером. Мы это сделали в течение дня. И я знаю, что Николай Николаевич очень заботится об экономике региона. Ведь это основной показатель, по которому оценивается его работа. Так что он был в курсе с первого дня. Но говорить о таких вещах иногда нельзя. Если он разговаривал с министром или каким-то высокопоставленным чиновником и получил не тот ответ, который нужен области, тогда он не может об этом говорить, он же не журналист.
Зная, какие письма мы ему писали, зная, что он в курсе этой ситуации, иногда жаль видеть какую-то критику о том, что он не в курсе, потому что это не так. Доказательством этому служит то, что он разговаривал со всеми должностными лицами Российской Федерации, вплоть до главы государства. И успел добиться необходимого для Калининграда решения — приостановления этого необычного таможенного режима.
Калининград — это в неком понятии подводная лодка. Это самый чувствительный к такого рода происшествиям регион Российской Федерации. Мы граничим с двумя государствами, и поэтому, если начинаются проблемы на одной из двух границ, все предприятия в области об этом знают и это чувствуют.
— Можно ли каким-то образом обезопасить бизнес и уменьшить риски от таких ЧП?
— Однажды здесь был специалист по производству из университета Стенфорда, в котором я учился. И он сказал, что если Япония работает по принципу JIT — just in time (как раз вовремя), в России надо работать по принципу JIC — just in case (на всякий случай). Надо иметь большие запасы сырья на всякий случай, а это дорого. Рассчитывать на то, что каждый грузовик или каждая поставка придёт тютелька в тютельку в необходимый момент в России тяжело. С другой стороны, Калининград имеет преимущества — особая экономическая зона, себестоимость энергоносителей.
— Насколько сложно попасть на мировой и европейский рынок российским производителям?
— Наши заводы («Продукты питания» — прим. Калининград.Ru) прошли сертификацию для поставок в Европу, но, увы, мы не поставляем, потому что не получили все необходимые бумаги. Если смотреть на Россию в целом, она значительно более открыта для поставки иностранных продуктов, чем среднестатистическая страна. Я жил в Японии в своё время, так там пытались запретить даже импорт лыж. Они объясняли это тем, что японский снег отличается от иностранного. Это звучит, конечно, очень смешно, но вы представляете, что они делают с продуктами питания? Рис вообще запрещён для импорта, также запрещён импорт говядины — кроме живых коров — ну и ряд других продуктов. Так что Россия гораздо более открытая, чем другие государства.
— Каковы ваши прогнозы на 2016-й год?
— Надо всегда помнить о том, что если вдруг закроется десятая часть предприятий Калининграда, это не значит, что потеряется 10% рабочих мест. Это может значить, что потеряется 20-25%. Поэтому проблема более серьёзная, чем её видят в данный момент. Ведутся работы, и свободная экономическая зона не закрывается полностью, закрывается один из её элементов. Я надеюсь, что калининградский регион получит что-то взамен. Что конкретно — тяжело сказать: до сих пор ведётся разговор об НДС, о каком-то частичном восстановлении неких элементов переходного периода. К сожалению, мне кажется, что всё это будет ясно в течение 2015 года, может быть, в его последние шесть месяцев. Может быть, как всегда, это произойдёт в последний момент.
— Почему, на ваш взгляд, Калининград перестал быть рыбным краем, и как продвигается ваш проект по развитию аквакультуры?
—В Советском Союзе большая часть рыболовного флота находилась в Калининграде. Рыба выгружалась на берег здесь, поэтому были и консервные заводы. Увы, этого флота больше нет. Поэтому и рыбы стало значительно меньше.
Что касается аквакультуры, то в настоящее время мы — единственные в регионе, кто выращивает рыбу промышленным образом, десятками и сотнями тонн. Есть другие игроки, которые импортируют рыбу, режут, замораживают, что-то делают с ней, но это не выращивание. Мы идём по достаточно дорогому комплексному пути — в крытых помещениях при контролируемой температуре выращиваем в бассейне рыбу. По сравнению с открытым морем эта рыба растёт в два, а может, в три раза быстрее, потому что в открытом море рыба тратит значительный процент своей энергии на утепление, на то, чтобы бороться с холодным морем, чтобы защищаться от неконтролируемой среды. Поэтому промышленный способ выращивания более эффективен. Увы, он требует значительных инвестиций. Десятков и десятков миллионов, потому что надо построить здание с фундаментом, надо электричество, насосы. Но это будущее.
— Насколько Калининград интересен для инвесторов, и не пугает ли их российская бюрократия?
— Бюрократия, конечно, пугает. Этот механизм в России перешёл ту черту, когда он приносил добавленную стоимость, и стал её жрать. Если Россия и страдает от чего-то, то точно не от отсутствия бюрократии. Хотя в сравнении с другими быстроразвивающимися рынками, например, Китаем, Южной Америкой или Индией, Россия — гораздо более интересная. С инвестиционной точки зрения вы не можете сравнивать Россию, например, с Испанией или Францией. Там вы в супермаркете не получите место на полке, а если получите, то очень дорого и мучительно. Там уже есть пятьсот разных производителей колбасы и триста производителей сырных палочек. В России есть рынок и есть возможность развиваться. Ну, есть какие-то проблемы, но повторяю, эти проблемы в сравнении с другими потенциальными рынками, может быть, даже более умеренны.
