«Исконно воровское дело»: о «рыбных» квотах в Калининградской области

Как-то у нас всё вспышками и волнами — то за одно хватаемся, то за другое... Работа кипит: власть имущие выступают с громкими и резкими заявлениями, проходят совещания, СМИ начинают проявлять к внезапно проявившейся проблеме повышенный интерес, порой даже межведомственные комиссии собираются... А потом, через неделю-две, все затихает и забывается.

Да вот, например, буквально на днях неожиданно появилась куча публикаций о браконьерстве — оказывается, оно у нас прямо-таки процветает!

Причём во что это обходится в рублях и копейках никто точно не знает (ориентировочно — в сотни миллионов рублей). А может, и нет, ибо и эти, если можно так сказать, оценки расходятся: по мнению губернатора, объёмы теневого рынка сравнимы с официальной добычей, а по мнению рыбаков — равны примерно половине от официальных квот на вылов рыбы.

И что самое интересное: насколько эти квоты соответствуют действительности, тоже неизвестно, поскольку «на научные исследования, позволяющие точно рассчитать квоты на вылов рыбы, ежегодно требуется 60-100 миллионов рублей. Однако в последние годы из-за нехватки средств соответствующие работы почти не велись». Но всё равно: караул!

Короче, картина Репина «Проснулись», ибо ещё тогда, когда только начал действовать закон о СЭЗ и Калининград стал приобретать репутацию «чёрной дыры», в Москве неоднократно писали, что калининградцы живут не столько за счёт зарплат, сколько за счет контрабанды, нелегальной добычи янтаря и браконьерства. Не знаю уж, как сейчас, но то, что при еле-еле средней зарплате по стране, мы лидируем по количеству спа-салонов на душу населения, наводит на размышления...

Однако давайте будем справедливы: браконьерство как явление выдумал не Путин, не Ельцин и даже не большевики — ещё Пётр I в одном из своих указов писал: «Торговля рыбой — дело исконно воровское, а посему жалованье им положить мизерное, да по одному в год вешать, дабы другим неповадно было». Насколько известно, не помогло. А я тут в порядке эксперимента набрал в поисковике «браконьерство в...» и получил примерно следующее:

Из-за браконьеров Армения практически лишилась севанского сига...

При совместной операции U.S. Fish and Wildlife Service, которые специализируются на противозаконном вылове веслоноса, было задержано свыше 100 браконьеров...

В США раскрыта браконьерская сеть по незаконной добыче икры...

В последнее время в Швеции вырос уровень браконьерства...

И так далее и тому подобное — думаю, набери я любую страну, где есть водоёмы, результат был бы тем же. Цены на морепродукты растут, мода на чисто природную, а не искусственно выращенную рыбу тоже, а спрос, как известно, рождает предложение и частную инициативу.

Впрочем, вернёмся на калининградщину. Со времён Петра общество наше сильно гуманизировалось, и теперь о демонстрационном повешении речь не идёт — всё проще: предлагается штрафовать, сажать и конфисковывать орудия лова. Как, собственно, и делалось, но, видимо, не слишком активно и сурово.

Беда, однако, в том, что чем выше штрафы и больше сроки, тем выше будет сумма предлагаемой за освобождение от ответственности взятки — и тем больше соблазн у природоохранников. А между прочим, сказано: не введи во искушение...

И тут вспоминается одна старая, ещё андроповских времён история. Вот она — такая, какой её рассказывали тогда, ещё до гласности: после хлопкового дела регионы стали соревноваться — кто раскроет более громкую коррупционную схему. А громкость определялась просто — по сумме нетрудовых доходов и убытка государству.

И тогда нашим правоохранителям повезло: под Москвой потерпела аварию калининградская фура с консервированной тресковой печенью. Водитель погиб, но документы остались — и из них следовало, что ни один наш рыбокомбинат этих консервов не производил.

И понеслось: бригада московских следователей «по особо важным», десятки арестов, стотысячные (в советских рублях!) взятки, от которых следаки гордо отказывались... Короче, дело вырисовывалось громкое, ибо оказалось, что на большинстве сейнеров стоят левые агрегаты для производства консервов из оной печени, а предполагаемый ущерб государству исчисляется многими десятками миллионов рублей.

Но всё кончилось пшиком, ибо на суде выяснилось, что печень, на судах не оборудованных для изготовления консервов, подлежала выбрасыванию наряду с прочей требухой, то есть являлась отходом, стоимости не имеющим. А следовательно, вся афера из хищения госсобственности в особо крупных размерах фактически превратилась в фальсификацию пищевых продуктов, раскрытие коей ни большой выгоды государству, ни почёта московским «важнякам» не сулило.

Однако все левые приспособления для закатки печени с судов убрали. Или как бы убрали — потому что после этого дела ещё долго в радиусе километра от порта можно было без труда встретить людей, предлагающих из-под полы банки с печенью. Правда, в отличие от прежней «организованной преступности», пришедшая ей на смену была менее организованной,  потому риск нарваться на какую-либо кильку возрастал.

А ведь тогда, как рассказывали, организаторы всей этой истории предлагали легализовать свою производственную сеть, дабы государство получило бы доходы, а советские люди — ценный продукт, но ГОСТы, СНИПы и принципы не позволили...

Но теперь-то у нас и ГОСТов практически нет, и принципы поменялись... Может,  нам как-то легализовать эту стихию, по крайней мере в той её части, где она не вредит экологии, а только является экономическим конкурентом легальных рыбодобытчиков? Впрочем, сначала всё-таки  надо найти 60-100 миллионов рублей на оценку рыбных запасов...