Давным-давно на берегу Балтийского моря бушевал шторм. На сушу выбрасывало тысячи тонн песка, которые уничтожали дома, подворья, луга и леса. Чтобы защитить природу, великанша Неринга решила построить преграду на пути волн. Она набирала полный подол песка, переносила и высыпала его в море. Неринга трудилась без передышки несколько недель.
Когда великанша закончила работу, через море от одного берега к другому протянулась тонкая песчаная полоска суши. Она отгородила от бушующих волн тихий и спокойный залив. Так появилась Куршская коса.
Конечно, сейчас учёные знают, как возник узкий песчаный полуостров, который вытягивается пологой дугой на северо-восток. Но от этого легенды не становятся менее интересными, а природа Куршской косы не теряет своей притягательности.
В первой части спецпроекта «Меж двух берегов» редакция Калининград.Ru рассказала о довоенной истории полуострова и его заселении в советское время, во второй — о жизни в посёлках национального парка. Третья посвящена природе и уникальности этого места.
С точки зрения науки Куршская коса — молодой геологический объект. Она возникла около шести тысяч лет назад в результате таяния ледника и размыва берегов, в том числе Самбийского полуострова. Как считают учёные, пять тысяч лет назад коса приобрела близкие к современным местоположение и форму (по законам гидродинамики получилась слабовогнутая дуга). Пересыпь тогда состояла из островов, которые постоянно меняли свои очертания. Между ними образовывались песчаные отмели и берега.
На поверхности островов постепенно сформировалась песчаная равнина, а на ней — кочующие дюны, которые переносил ветер. Однако 4,5 тысячи лет назад они остановили своё движение. В результате появились более устойчивые к растительности параболические дюны, а со временем и лесные почвы. Постепенно косу заселили люди.
Примерно с XIV века началось мировое похолодание климата. Постепенно растительный покров на косе уменьшался, а ветровая эрозия усиливалась. Естественные процессы усугубил человек: деревья вырубали для обогрева и строительства жилья, освобождённые участки использовали для земледелия. И если в начале XVII века леса занимали 75% территории косы, то к концу XVIII их осталось не более 10%.
В результате началось движение песка с запада на восток, широко известное как песчаная катастрофа. Эоловые отложения (скопления перенесённых ветром частиц) засыпали параболические дюны в южной части косы. Под песком оказалась дорога, посевы и более 10 посёлков. Местным жителям долгое время приходилось самостоятельно бороться со стихией. Они постоянно копали ямы, ставили заборы, устилали дюны хворостом.
«После выполнения основных функций надо выделить время, чтобы пойти на побережье и хворостом закрыть движение массивов, посадить растение, чтобы оно успело взрасти, создать так называемые фашины, и тем самым остановить движение песка. Горстка заполнялась песком, растение успевало подняться — нужно было сделать следующую фашину. И так с периодичностью три-четыре года, чтобы авандюна росла. Поколениями так боролись, двести лет», — объясняет бывший сотрудник нацпарка, один из создателей книги «Куршская коса: культурный ландшафт» Геннадий Семёнов.
Однако усилий местных жителей было недостаточно: пески наступали со скоростью до 20 сантиметров в год. В итоге произошло обмеление прибрежной части залива, появилась угроза для судоходного пролива. Тогда власти решили выделить средства для борьбы с последствиями песчаной катастрофы.
С начала XIX века передовые дюны стали «соединять» и превращать в защитный вал — авандюну. Для этого между ними ставили заборчики из хвороста. Когда конструкцию засыпало, процедуру повторяли — и так, пока понижения полностью не выравнивались. Затем высаживали колосняк и песколюбку — их листья отлично задерживают рыхлый материал, а длинные корневища его закрепляют.
Таким образом получился линейный барьер, при встрече с которым ветер меняет направление и несёт песок вдоль препятствия. Самые опасные дюны засадили деревьями, чтобы создать дополнительную устойчивость.
Итогом песчаной катастрофы стало формирование Большой дюнной гряды — самой длинной и одной из самых высоких в Европе. Её пологий склон обращён к морю и покрыт лесом и травами. Большая дюнная гряда состоит из трёх массивов: Латенвальдских, Росситтенских и Пиллкоппенских дюн общей протяжённостью 22 километра. Незащищённые пески составляют около 30% её площади, они постоянно теряют высоту и меняют форму.
Если двигаться от Лесного вглубь косы, то первыми встретятся Латенвальдские дюны. Их название произошло от немецкого слова, которое можно перевести как жердняк. Они одними из первых потеряли лесной покров, оставив тонкие деревца. Средняя высота вершин составляет 30–35 метров, максимальная — 53,7.
За Латенвальдскими следуют Росситтенские дюны. Они отличаются особенным строением, поскольку расположены на бывшем мореном острове. Не зря самое древнее место на Куршской косе — Рыбачий. Здесь когда-то находился ледниковый остров Расите. Сейчас все дюны этого массива покрыты лесами. В комплекс входят трёхглавая Крутая (с высотой Мюллера в 44,5 метра) и отдельно стоящие Чёрная и Круглая.
Рядом с Морским разместились Пиллкоппенские дюны. Это самый протяжённый массив — 15 километров — и наиболее разнообразный по сочетанию ландшафтов. Территория разделяется на две полосы из дюн. В южное крыло входят Вышка, Береговая, Лысая. Через понижение они переходят в трёхглавую дюну Ореховую. Именно на ней расположена знаменитая высота Эфа — самая высокая точка гряды (61,8 метра). Северное крыло составляют дюны: Сыпучая, Оленья, Красная, Высокая (через её среднюю вершину проходит граница с Литвой).
Авандюна — наиболее уязвимая часть ландшафта Куршской косы. Незакреплённые белые дюны по-прежнему медленно перемещаются к заливу. Вслед за ними «идёт» к востоку и защитный вал.
После Второй мировой войны 40% передовых дюн было уничтожено, а большая часть лесов погибла в пожарах. Советские лесники занялись восстановлением вала и разработали собственную систему посадок деревьев. Сейчас работами, связанными с авандюной, занимается национальный парк «Куршская коса».
Как отмечают специалисты, состояние защитного вала зависит от баланса песчаных наносов. Во время шторма подножие размывается, а после умеренные волны и ветер пополняют запас песка на пляже. В последние десять лет ширина защитного вала стремительно сокращается. Это происходит из-за частых штормов и более коротких периодов восстановления между ними. В январе 2022 года сильный ветер разрушил променад в Лесном и повредил авандюну. Всего в том месяце зафиксировали пять штормов.
Ширина вала неодинакова — от 10–30 до 50–70 метров, высота тоже — от 3–7 до 10–15 метров. Его морской склон крутой, подветренный — более пологий и протяжённый. Периодически на авандюне возникают эрозионные разрывы — котловины выдувания. Они способны разделить укрепление на отдельные дюны и привести его к первоначальному состоянию.
Многие процессы по наращиванию вала механизированы, но из-за специфики ландшафта невозможно обойтись без ручного труда. И в этом сотрудникам нацпкарка «Куршская коса» помогают многочисленные волонтёры. Наиболее масштабные работы каждый год проводят в рамках международной акции «Марш парков», которая длится несколько дней и собирает несколько сотен добровольцев.
«В национальном парке работает научный отдел, который после штормов обследует авандюну, составляет проект и указывает места, где её нужно укрепить», — бодро объясняет госинспектор Юрий Красильников. Его родители — первые переселенцы, сам он родился на Куршской косе и с 1995 года работает в нацпарке. В 2020 году Юрия наградили знаком «Почётный работник леса». И вряд ли кто-то лучше него знает, как правильно восстанавливать защитный вал.
Десятки людей — взрослые мужчины, хрупкие девушки и даже дети — расходятся по вершине авандюны. Все в хозяйственных перчатках и удобной одежде, перешёптываются, подставляют лица яркому весеннему солнцу, улыбаются — ждут подробных инструкций.
В 2023 году для «Марша парков» выбрали участки на 38-м и 46-м километрах Куршской косы. Один из основных способов укрепления — создание клеток. Сначала забивают колья квадратом, после выкладывают по периметру хворост, следующую секцию располагают внахлёст. Такой метод лучше всего подходит для работ у основания авандюны. А сам склон укрепляют с помощью сплошной устилки соснового жердняка.
Как отмечает госинспектор, создавать клетки неподготовленному человеку сложно — надо обучаться технологии. А вот с устилом легко справляются и волонтёры. «Клетки внизу дюны хорошо работают, а наверху просто песок сыпется на устил и получается армировка. Внизу необходимо поднимать авандюну, а тут песок в любом случае налетит», — рассказывает Юрий Красильников.
Специалист проводит инструктаж, показывает, как укладывать жерди: поперёк дюне, бревно к бревну, чтобы получился один стройный ряд. Технологию быстро понимают даже дети и пытаются ухватить крупную деревяшку — но слишком тяжело. Жердь сложно унести в одиночку, так что волонтёры распределяются по парам — и берутся за дело. «Как задует ветер, так песок летит как снег. Чем шире авандюна, тем она безопаснее», — напоминает лесник, внимательно следя за техникой безопасности.
Материал для устила берут на Куршской косе — он остаётся от рубок ухода. «Минприроды назначает проходные рубки, чтобы лес рос здоровым. Специалисты отбираются те деревья, которые болеют и уже не смогут выжить. В лесу всё аккуратно убирается и привозится в нужном нам порядке», — комментирует Юрий Красильников.
Помимо искусственного укрепления авандюны используют и естественное — с помощью трав-песколюбов. Среди них много интродуцентов — завезённых видов. Для авандюны подбирали неприхотливые растения, которые не требуют особого ухода.
Ещё в советское время на склоне высаживали сосну обыкновенную. «Потом пришли к выводу, что лучше там не сажать, поскольку идёт первый залп ветра. Если кто-то обращал внимание, когда спускаетесь к морю, сосны стоят — они как обожженные. Это песком. Песком подсекает их, потом ветра. А деревья стараются устоять. Но они ослабевают, они страдают, они больные, они первый удар ветра принимают. А уже всё, что ближе к заливу, — нормально, они устойчивые, потому что сила этих ветров гасится, песок туда уже не несётся», — объясняет госинспектор Галина Костенкова.
Опасность для авандюны представляют не только природные явления, но и человек. Некоторые отдыхающие строят из хвороста шалаши или даже разводят костры, другие — вытаптывают растения, пока спускаются к морю в запрещённых местах. Разрушительный эффект несёт и обычная прогулка по дюнам вне настилов — вслед за человеком потянется до пяти тонн песка. За соблюдением правил следят госинспекторы: в туристический сезон они работают в три смены — с утра и до поздней ночи.
«Самая главная наша задача — это сохранить природу Куршской косы. У нас есть служба охраны, которая контролирует, чтобы по дюнам не ходили. Мы можем только помогать, сохранять, сдерживать. Но сейчас и нет чего-то катастрофического с экологической точки зрения», — отмечает госинспектор Мария Садчикова.
Активная работа закончена — устил готов. Стройный ряд жердей теперь защищает вершину авандюны на 38-м километре. Волонтёры спускаются на пляж: выпить чай, полюбоваться морем, отдохнуть на ещё прохладном песке. Кто-то внимательно прислушивается к звуку под ногами.
Куршская коса известна песнями песка. Редкое явление смогли разгадать только в XX веке. Для акустического эффекта нужно сочетание нескольких факторов: сами песчинки должны быть мелкими, кварцевыми и без примесей, а погода — ветреной, жаркой и сухой. Так что при прогулке в подходящий летний день от трения зазвучит песня: загадочная, красивая и навсегда западающая в душу. Прямо как сами дюны Куршской косы.
Территория национального парка «Куршская коса» на 70% покрыта лесами. Из них 90% — рукотворные. У местных жителей и сотрудников нацпарка особое отношение к зелёным массивам: без них полноценная жизнь на косе просто невозможна. В лесах насчитывается 889 видов, гибридов, разновидностей и форм растений, а также 290 видов животных.
Куршскую косу часто считают заповедником. Но это не верно. Заповедными называют территории полностью закрытые для посещения (экотропы и маршруты для познавательного туризма создают только на пограничных участках). Куршская коса — национальный парк, который также развивает рекреационные и хозяйственные зоны. В заповеднике не могли бы существовать посёлки. Кстати, перед созданием нацпарка в 1987 году думали о том, чтобы их расселить — но отказались от этой идеи. Подробнее о жизни в посёлках Куршской косы читайте во второй части спецпроекта «Меж двух берегов».
Национальный парк разделён на несколько зон. Заповедная занимает 22,4% от всей территории и включает белые дюны. Находиться в ней нельзя. Особо охраняемая зона достигает 43,3%, туда пускают только со специальным разрешением. На рекреационную приходится 29%, это экотропы и места отдыха. Хозяйственная занимает 5,3% — в неё входят поселки.
После Второй мировой войны большая часть лесов на Куршской косе была уничтожена. С 1949 года работники Зеленоградского и Приморского лесничеств сосредоточились на восстановлении земель в местах гарей и укреплении наиболее опасных прорывов авандюны. С 1957 года образовалось Курское лесничество.
«В те годы сажали лес не так, как мы сейчас — через метр, а через каждые 25 сантиметров. А это же бедные песчаные почвы, посадить сосну на этих почвах — это что-то! Питания нет, ничего нет. А была поставлена задача 25 000 на одном гектаре. Как лесник, я не понимаю, зачем это делали. Я сажаю сейчас через метр, даже через полтора метра. Пускай лучше вырастет хорошее, чем потом мне ещё затратить средства на уборку того, что отстало в росте. А они сажали так, это такой колоссальный труд. И всё вручную — надо принести глину, надо под каждый саженец положить килограмм глины и посадить туда это растение», — рассказывает госинспектор Галина Костенкова.
Сейчас на Куршской косе действуют два лесничества. «Золотые дюны» контролируют 3 642 гектаров, «Зеленоградское» — 2 628. Одна из главных задач госинспекторов — лесовосстановление. Для этого заложено два питомника (вблизи Лесного и в Морском), которые обеспечивают территорию саженцами. Специалисты собирают шишки, сушат, отвозят в Центр защиты леса во Взморье, где их проращивают и проверяют. И только после этого прошедшие экспертизу семена попадают в питомник. Как отмечают лесники, саженцы с детства «закаливают» без специального полива (исключение — особо засушливое лето).
«Так мы выращиваем своих деток. Они устойчивые, потому что растут в наших условиях. Привозили мы другой посадочный материал из Гвардейского лесхоза. Шикарные толстые хорошие однолетки — погибли. А наши воттакусенькие малюсечки, которых даже не видно, шикарно растут, прекрасно себя чувствуют. Это наработка. У нас насаждения здесь низкобонитетные (с низкими высотой и ценностью, — прим. Калининград.Ru.), поэтому шишка невысокого качества, но устойчивая», — отмечает Галина Костенкова.
Основные работы по лесовосстановлению сейчас проходят на дюне Ореховой. В 2014 году на ней выгорело более 11 гектаров леса. Теперь вместо пожароопасной горной сосны там высаживают обыкновенную.
«Я в тот момент жила в Морском. Когда услышала гул, вышла на улицу и как всё увидела — сразу побежала в чём была. Я и ещё один мужчина взяли лопаты и стали песком засыпать, я даже не заметила, как туда поднялась. Было много местных, все приезжали, помогали тушить. Когда находилась там, то думала только, как всё остановить, спасти. Полыхало со всех сторон, было очень много пожарных», — вспоминает госинспектор Мария Садчикова. Для восстановления леса потребуется много времени. «Там тушили пеной, которая попала в землю. Так что сейчас даже берёза плохо растёт», — признаётся она.
Бабушка и дедушка Марии Садчиковой — первые переселенцы, они восстанавливали выжженные во время войны леса, работали в нацпарке. Мама трудилась в лесхозе. Сама Мария Николаевна отучилась в техникуме на лесника. «Я начала работать, и было мне всё непонятно и сложно, ничего не понимала. В итоге ушла, но всё равно вернулась. Видимо, из-за того, что когда жила с родителями, всем этим прониклась. Попробовав себя в разных сферах, поняла, что работать с лесом — это самое лучшее. Даже когда с мамой созванивалась, она всё рассказывала мне, было очень интересно слушать — и в итоге я оказалась тут», — делится женщина. Сейчас она живёт в Зеленоградске, а родители в Рыбачьем.
Плодородную землю для посадок леса привозят из области и удобряют сапропелем — специальным веществом, которое образуется на дне водоёмов. После этого почва пригодна для засевания три-четыре года.
Можно заметить, что часто у деревьев корни идут поверху. В песчаной почве не получается получить достаточно питания, так что приходится «брать» необходимые вещества с поверхности.
«Перед самой посадкой мы делаем болтушку — это вода и глина — и опускаем туда наши саженцы. Она, получается, их обволакивает, и мы после этого засыпаем всё песком, чтобы он закрыл глину. Глина держит влагу, делает так, чтобы саженец не сломало и не выдуло. Это ещё такой дедовский способ, ничего не поменялось, и всё это делается вручную», — рассказывает Мария Садчикова.
На Куршской косе происходит и естественное возобновление леса. Один из самых ярких примеров — гигантская складчатая туя в Королевском бору. Она сохранилась ещё со времён, когда немецкие лесники «испытывали» различные древесные породы-интродуценты. Туя даёт полноценные семена, которые распространяют птицы и животные. Их всходы появляются даже в новых лесных кварталах.
Одно из самых посещаемых мест на Куршской косе — Танцующий лес. Многие считают, что деревья высадили ещё при немцах. Но это не так: танцующий лес появился в 1961 году. Предположений о его происхождения множество, от обыденных до фантастических.
«Версия о том, что местный лес был искусственно выращен людьми для изготовления мебели, оказалась несостоятельной. Специалисты подтвердили непригодность материала для таких целей. Проверка на влияние всевозможных вирусов и бактерий также не привела к успеху. Учёные-ботаники в своё время отвергли мысль о том, что такие деревья — результат внешнего воздействия. Ветер наклонил бы стволы в одну сторону и не смог бы создать сложные закорючки, даже при условии перемещающейся под лесом дюны», — объясняет методист по экологическому просвещению нацпарка Юлия Игнатьева.
Специалист предполагает, что в необычной форме виноваты вредители — гусеницы вида побеговьюн зимующий. Их нападению подвергаются в основном молодые сосны в возрасте от пяти до десяти лет, особенно на почвах, бедных питательными веществами и с недостатком грунтовой воды (совсем как на дюнах). «При вспышке массового размножения гусеницы зимующего побеговьюна могут уничтожить почти половину верхушечных и треть боковых почек. При потере верхушечной почки её заменяет одна из боковых почек, в результате крона искривляется и принимает форму лиры или штыка», — подчёркивает она.
Лесообразующая порода на Куршской косе — сосна обыкновенная. Она занимает 53% всей площади (вместе с соснами других видов — 58%). Также в нацпарке можно увидеть насаждения ольхи чёрной (21%) и березняков (18%). Остальных пород не более 3%.
Многим кажется странным, что деятельность госинспекторов связана не только с посадками, но и с вырубками. Зачастую это позволяет выращивать более стойкий и красивый лес.
В первую очередь под вырубку попадает горная сосна, которую высаживали ещё в довоенный период. «Ей уже 80-90 лет, она старая, сухая, пожароопасная. Мы проводим отводы и вырубаем полосами эти участочки. И весной на этих участочках сажаем молодой листочек, который выращиваем в своих питомниках», — объясняет Галина Костенкова.
«Сосна пожароопасная, потому что загущенность из-за неё очень большая. Кроме того, когда случается пожар, шишка отскакивает — и непонятно куда полетит. Она нужна была для восстановления дюны, немецкие ученые её сюда завезли, чтобы остановить пески. Свою функцию она выполнила, обогатила почву, не так как хотелось бы, но всё же. Сейчас мы сажаем сосну обыкновенную, у неё срок службы 200 лет. И сам лес с ней намного красивее», — отмечает Мария Садчикова.
Дерево после рубок ухода используют для закрепления авандюны. Жерди подходят для создания устила на вершине, а хворост — для обустройства клеток у основания.
Рубки происходили и для обустройства «Куршского велотракта», который станет продолжением велодорожки «От косы до косы». Как отмечает Мария Садчикова, при проектировании старались минимизировать потери для леса.
«Сейчас мы должны пройти велодорожку и зафиксировать, какие деревья несут угрозу. Снимаем координаты каждого дерева и отправляем всю информацию в Москву, в Минприроды. После того, как они всё осмотрели и дали свою оценку, мы можем убрать дерево. Даже когда ураганы, дерево падает, мы его распиливаем и оставляем, потому что у нас нет документов», — объясняет госинспектор.
Если специалисты обнаруживают больное дерево, то отправляют информацию в Министерство природных ресурсов и экологии РФ, где и решают его дальнейшую судьбу. Самостоятельно проводить какие-либо вырубки в национальном парке не имеют права.
Немалую опасность для деревьев представляют насекомые, особенно сосновый походный шелкопряд. Его случайно завезли на Куршскую косу в довоенное время с саженцами хвойных из Южной Европы. Отряд гусениц может молниеносно уничтожить десятки молодых растений.
У многих людей встреча с сосновым шелкопрядом и просто пребывание в районе массового выхода гусениц может вызвать аллергическую реакцию. Этих насекомых опасно трогать руками и даже просто наблюдать вблизи. Гусеницы обитают в окрестностях полевого стационара «Фрингилла», туристических маршрутов «Высота Эфа», «Озеро Лебедь» и посёлка Морское.
Иногда деревьям вредят и лоси. Животные объедают макушки недавно посаженных деревьев, из-за чего те могут перестать расти, либо умереть. Кабаны же, которые доставляют много хлопот жителям косы, наоборот помогают естественному возобновлению леса. Животные раскапывают землю в поисках еды, и в эти ямки затем попадают семена.
Ежегодно национальный парк проводит учёт диких животных. Для него используют метод шумового прогона в местах наибольшей концентрации особей по результатам визуальных наблюдений в подкормочных площадках, кормовых навесах и других местах обитания.
«Один специалист стоит на просеке, а с другой стороны идут люди и сгоняют животных всякими звуками, хлопками, свистками, детскими пищалками. И когда они бегут, мы производим подсчёт. Но это примерный подсчёт, точный, наверное, на 70%», — объясняет Мария Садчикова.
По состоянию на весну 2023 года на Куршской косе обитают 13 лосей, 91 косуля, 41 кабан, 37 пятнистых оленей, 45 лисиц, 23 зайца-русака, 35 бобров, шесть выдр, 14 куниц, 29 белок, 12 енотовидных собак, шесть горностаев, четыре норки, девять барсуков, семь хорьков и 14 ондатр. По указанию Минприроды России национальный парк может сокращать численность некоторых видов (в первую очередь кабанов).
Фото: Михаил Хромов
— Знаете, кто там голос подаёт? — пара десятков человек у огромных натянутых сетей крутят головами, но не могут дать ответ. — Это овсянка обыкновенная.
Люди прислушиваются — пытаются различить между шумом ветра пение птички. Смотрят в приёмную камеру, но пернатых там нет — орнитологи уже собрали их и унесли в специальное помещение. Правда, одна птичка — овсянка — только что залетела в ловушку. Она порхает несколько кругов и вылетает обратно, не попавшись в ловушки полевого стационара «Фрингилла».
«Фрингилла» находится в двенадцати километрах от посёлка Рыбачий. Экскурсии здесь стали проводить, когда на Куршскую косу массово поехали туристы. Но их интересовал не столько сам полевой стационар, сколько «человеческое наследие».
«Фрингилла» занимается изучением птиц и их миграцией. И лучшего места для таких исследований сложно придумать. Куршская коса находится на пути сезонных миграций различных пернатых. Мелкие воробьиные не любят летать над водой, поэтому узкая полоска суши для них превращается в своеобразный мост.
Изучать птиц на Куршской косе начал теолог Иоганнес Тинеманн. Он же в 1901 году основал первую в мире Росситенскую орнитологическую станцию. В 30-е годы она получила мировую известность как центр массового кольцевания птиц, в котором изучались их миграционные пути и миграционное поведение. В 1944 году немецкие специалисты эвакуировались, но увезти все документы и оборудование не смогли. Предполагается, что они закапали на Куршской косе самое ценное — бланки кольцевания. Но их так и не удалось обнаружить.
Могила Иоганнеса Тинеманна на старинном кладбище в Рыбачьем
После окончания войны научные исследования возобновили не сразу. Только в 1956 году Президиум Академии наук СССР принял решение о создании орнитологической станции «Рыбачий». Её первым директором стал доктор биологических наук Лев Белопольский.
Ловушки для птиц пришлось размещать на новом месте. Прежняя территория немецкого стационара Ульменхрост к тому моменту заросла, так что ставить ловушки было бесполезно.
«Орнитолог Янис Якшис бегал по косе, как безумный — искал место. Сейчас везде лес, а в 1956 году леса не было, были открытые песчаные дюны. И то место, где сейчас находится „Фрингилла“, было открытым, с маленьким леском. Птицы летели вдоль верхушек дюн. Там был плюс — три каменные стены. То ли это было немецкое сооружение, то ли опорный пункт советских солдат. Но там были три каменных стены среди песка, где можно было укрыться от дождя и ветра, развести костёр, натянуть плащ-палатку. Именно наличие этого трёхстенка решило вопрос — вокруг и возвели стационар. Сейчас эти стены входят в основу одного из наших домиков», — рассказывает директор биостанции «Рыбачий» Андрей Мухин.
В Советском Союзе орнитологи кольцевали больше птиц, чем это делали немецкие предшественники. Но сейчас у специалистов другой приоритет — наука. Областей для работы множество: ориентация и навигация птиц, влияние изменения климата на миграционные стратегии птиц и физиологические изменения в период миграции. Орнитологи также изучают патогены, которых переносят пернатые. Ещё одна важная часть работы биостанции «Рыбачий» — экологический мониторинг.
«Представьте, мы поставили ловушку в каком-то новом месте, поймали в первом году тысячу птиц. На втором году поймали 500 — кажется, что-то плохое у птиц произошло. На третьем году поймали 1500 птиц, значит ли это, что-то хорошее случилось? Нет, это просто случайные, стохастические изменения численности. Но вот когда начинаем анализировать десятилетия, мы видим тренд — растёт или падает численность. Мы начинаем анализировать, почему это происходит. И оказывается, что, к примеру, что-то изменилось в лесоустройстве: где-то леса вырубают, где-то сажают, где-то осушают болота. Это называется экология. Это взаимосвязь живой и неживой природы. Это и есть экологический мониторинг. Мониторинг такого рода, ведущийся на нашей станции, — старейший в стране. Мы регистрируем изменения, можем попытаться определить факторы, которые на это влияют. Мы сделали любопытство своей профессией», — поясняет Андрей Мухин.
На полевом стационаре «Фрингилла» кольцуют птиц и собирают данные. А основная исследовательская работа проходит уже в Рыбачьем. В здании биостанции в довоенное время располагался отель. Теперь номера для туристов превратились в кабинеты, жилые комнаты сотрудников, склады и столовую. Сейчас на биостанции идёт ремонт. В ближайшем будущем там появятся молекулярные лаборатории и лаборатории для изучения эндопаразитов птиц.
Орнитологи выполняют госзадания и реализуют два гранта. Первый — проект по изучению навигации и ориентации летучих мышей. Второй — исследование насекомых, которые участвуют в переносе кровепаразитов птиц. Также на станции работают со студентами профильных вузов. Они в том числе помогают на полевом стационаре.
Ловушки, которые стоят на «Фрингилле», называются рыбачинскими. Но у них есть прародитель с немецкого острова Гельголанд. Правда, в Германии ловушки всего пять метров шириной и не более трёх высотой с металлической сеткой. На Куршской косе конструкция достигает 15 метров в высоту, 30 — в ширину и выполнена из мягкой сети. Её разработали орнитологи Лев Белопольский и Янис Якшис и в 1957 году установили на полевом стационаре.
«В целом, такого рода ловушки распространены на постсоветском пространстве. Они остались в России: у нас, в Рыбачьем, в Нижне-Свирском заповеднике — на Ладожской орнитологической станции. Мои коллеги построили такие же ловушки в Байкальском заповеднике. И, пожалуй, всё. В России только три места осталось, где есть такие ловушки. В Казахстане они установлены на перевале Чокпак, на литовской орнитологической станции Вентес-Рагас, в природном парке „Папе“ в Латвии. Остальные, к сожалению, демонтировали. Мои коллеги построили ловушки в Израиле в Эйлате. Но потом израильтяне отказались от неё, потому что она требует постоянного ухода и слаженной команды», — рассказывает Андрей Мухин.
Рыбачинские ловушки устанавливают с апреля по октябрь. При этом основные работы по обустройству огромных сетей занимают один день. Служат конструкции всего пару-тройку лет: со временем они приходят в негодность и рвутся. Шьют их сами сотрудники, а сети закупают у той же компании, что готовит орудия лова для Калининградской базы тралового флота. Стоимость одной ловушки превышает 150 тысяч рублей.
«Основная причина гибели ловушки — солнце. Оно её просто выжигает. Зелёная ловушка становится жёлтой, а потом выцветает до белой», — отмечает Мухин. Периодически сети выворачивают и меняют местами, чтобы выгорали разные стороны. Ловушка выдерживает дождь и ветер, а вот во время снегопада сети приходится спускать — могут порваться.
Орнитологи биостанции также используют невысокие и компактные паутинные сети. Их часто можно встретить в Западной Европе, где распространено любительское кольцевание. В подобные конструкции на Куршской косе ловят мелких воробьиных, для крупных птиц они не подходят — те просто порвут конструкцию.
На полевом стационаре установлены две большие ловушки, повёрнутые в разных направлениях: условно весенняя и осенняя. В советское время на полевом стационаре стояло до шести ловушек. В конце 80-х советские орнитологи за один день поймали рекордные девять тысяч птиц — в основном синиц и корольков. Сейчас, как признаётся директор биостанции, учёным для исследований хватает двух конструкций. В осенний пролёт в них может попасть до трёх тысяч птиц в день.
В ловушки залетают не только пернатые. На «Фрингилле» метят кольцами и летучих мышей. Но таких гостей не много: вблизи полевого стационара высоко поднялся лес и рукокрылые стараются облетать его по кромке моря.
Орнитологи также работают с насекомыми. В своё время для бабочек и стрекоз использовали крошечные цветные метки, которые клеили на крылышки. Но процент возврата таких насекомых был нулевой, отмечает Андрей Мухин.
В рыбачинские ловушки в 98% случаев попадают птицы меньше воробья. Но встречаются и более крупные: дрозды, скворцы, сойки, дятлы. Последние особенно часто залетают в августе — первой половине сентября. Дятлы — птицы не мигрирующие, но в этот период они ищут место, где будут размножаться в следующем году.
Самая крупная птица, которую регулярно ловят на «Фрингилле», — это ушастая сова. По размерам орнитологи сравнивают её с обычной вороной. Правда, если намочить сову, она станет в несколько раз меньше — с кулак. Хищник весит всего 250-350 граммов, а «объём» создают перья.
Сама ловушка работает по примеру рыбного трала. Птица залетает в большое отверстие, а затем конструкция сужается. В конце птицу ждёт приёмная камера, откуда её вытащит орнитолог, окольцует и отпустит. Пернатые воспринимают ловушку как заросли леса. Некоторые птицы даже гнездятся в ней и выводят птенцов, ведь внутри безопасно и много корма.
Фото: Ирина Дёмина, Мария Ерохина, телеграм-канал «Фрингилла»
Специалисты проверяют ловушки минимум раз в час. Если там оказывается птица, они заходят внутрь через специальные дверцы, отлавливают гостью и несут в лабораторию, которая находится в деревянном домике поблизости. Именно вокруг него толпятся туристы во время показательного кольцевания.
Маленькие кольца надевают на птиц весом меньше 10 граммов (королёк, крапивник, длиннохвостая синица, пеночка). Более крупный размер предназначен для синиц, чижей, щеглов, снегирей, соловьёв, зарянок, трясогусок, горехвосток, зябликов. Кстати, именно в честь последнего и назвали полевой стационар (Fringilla с латинского — зяблик), поскольку он массово пролетает над косой. Самые большие изделия предназначены для сов, соек, ястребов-тетеревятников.
Все кольца лёгкие, алюминиевые. На них латинскими буквами написано Москва — российский центр кольцевания находится именно там. Также выбиты серия и номер. Кольцо для птицы — как паспорт для человека, который позволяет отличить одну особь от другой.
Кольца, которые используют на «Фрингилле», изготавливают в Польше. В последнее время с поставками возникают трудности, но пока их удаётся преодолевать. В России нет компаний, которые бы делали подобные изделия. Предприниматели говорят, что это не выгодно. В Европе же действует три таких завода — в Польше, Англии и Швеции.
«На польские кольца мы перешли только в 90-х годах, до этого в Советском Союзе каждая станция сама изготавливала мелкие кольца. У нас тут была комната, которая называлась «кольцевая». То есть у нас есть комната „кольцевательная“, где птиц кольцуют, а была „кольцевая“, где изготавливали кольца. Разные были методики изготовления, но качество у них было невысокое», — рассказывает Андрей Мухин.
Хоть кольцо и выглядит простым, его изготовление — трудоёмкий процесс. Сначала мастер разрезает лист алюминия нужного размера или раскатывает алюминиевую проволоку и выводит лазером нужные данные. Потом материал загибают определённым образом с промежутком для лапы птицы и надевают на специальный штырь в строгом порядке. Для этого нужно или хорошее дорогостоящее оборудование, или высокооплачиваемый человеческий труд.
Такие кольца использовали на станции в Росситтене (прежнее называние посёлка Рыбачий)
При этом для летучих мышей нужны изделия со специальными губками, которые предотвращают повреждение перепонки. Для них также используют алюминий — он лёгкий, дешёвый и устойчивый. Кстати, кольца из него подходят только сухопутным птицам или тем, которые обитают в пресноводных водоёмах. Для морских обитателей используют кольца из стали.
Если в ловушку залетает много птиц, то в лабораторию их переносят в специальных садках. Там они сидят «плотно упакованные».
«Сюда сто штук славочек поместится без проблем, с проблемами и двести влезет. Но проблемы нам не нужны. Мы не сажаем агрессивных птиц с неагрессивными. Также не обязательно их делить и рассаживать по разным видам», — рассказывает орнитолог Арсений Цвей.
Специалист достаёт из садка пернатую кроху. Показывает туристам, которые обступили деревянный домик — лабораторию. Кто это? «Зяблик, пеночка, королёк!» — слышится из толпы. Оказывается — серая славка, хотя оперение у неё скорее коричневое.
Кольцевание птиц — ответственная и осторожная работа. Сначала орнитолог аккуратно берёт птичку так, чтобы её голова оказалась зажата между пальцев. Крылышки при этом придерживает, чтобы та не могла трепыхаться — так она себя не травмирует. Потом надевает кольцо, в котором есть небольшая прорезь, зажимает его пальцами. Для крупной птицы пришлось бы использовать специальные щипцы.
Само кольцо никак не стесняет движения. Но надеть его на лапку недостаточно. Орнитолог ещё должен осмотреть пернатую и замерить. Арсений Цвей записывает её латинское название — Sylvia communis — дату и время кольцевания, а также номер ловушки. Дальше измеряет жир птицы — это её топливо. У пойманной славки его нет, видны только красные мышцы.
Затем орнитолог переворачивает кроху, расправляет крыло и линейкой замеряет его. Этот показатель для птицы — то же самое, что рост человека. После опускает славку в специальный конус и ставит на весы. Она весит 13,4 грамма. После осмотра орнитолог рассказывает — птичка прилетела из Африки, зимовала она в Сахели — зоне сухих кустов чуть южнее Сахары. Птица пролетела от 4,5 до 6 тысяч километров. На своём пути пересекла Сахару, Средиземное море и практически всю Европу. Перед началом полёта из Африки она, скорее всего, весила около 22 граммов.
Все необходимые записи сделаны, легкий взмах — и птичка устремляется ввысь. На весь процесс орнитолог тратит 25–30 секунд. Обычно в день ловят и кольцуют по 30 птиц. Весной их число может превышать сотню, а порой в сети попадается всего три-пять.
Когда полевой стационар «Фрингилла» только закладывали, местность в основном состояла из белых дюн. Сейчас с одной стороны вырос лес — и загородил ловушки. Возле залива дюны остались, но из-за потепления климата покрылись кустами. Раньше в холодное время все растения на дюнах замерзали, теперь же зимы стали мягче. Сначала в песках закрепились двухлетники, после — ивы. Вскоре могут появиться и другие растения.
Если вокруг ловушки вырастут деревья, то одни птицы будут облетать её по лесу, а другие станут искать открытые пространства для полёта.
Как отмечает Андрей Мухин, вопрос переноса ловушек уже обсуждают. Но сложностей много: от бюрократических до финансовых. Возможно, через десятки лет сотрудники «Фрингиллы» будут искать новое место для орнитологических исследований. Или же переориентируют научные интересы под изменчивые условия природы Куршской косы.
Фото: Михаил Хромов
Куршская коса — удивительное место с разнообразными ландшафтами, редкими животными, птицами и уникальными растениями. Для сохранения хрупкой красоты приходится прикладывать немало усилий, но именно здесь как нельзя лучше чувствуется связь природы и человека.
Куршская коса навсегда занимает место в сердце любого, кто сюда приезжает. А уж в чём причина — каждый решает сам, ведь единого мнения у учёных на этот счёт нет. И, к счастью, вряд ли появится.