Собственно, я и не возражал, однако сомневался, что при существующих в обществе настроениях государство может хоть что-то сделать. И в качестве аргумента предложил поднять руки тем студентам, родственники или близкие знакомые которых совершали хоть что-нибудь незаконное: тащили с работы, например, давали или брали взятки, били супругов или детей, управляли машиной в нетрезвом виде…да мало ли! Оказалось, что такие знакомства есть у всех.
И тогда я предложил поднять руки тем, кто хоть раз сообщил о нарушениях соответствующим органам. Никто! На этом дискуссия и завяла. Попробуйте провести мысленный эксперимент, господа читатели: задайте себе те же вопросы. Почему-то я уверен в ответах…
Что позволено Юпитеру
Нет, никто из моих студентов не сомневался: нарушение законов — это плохо и должно наказываться. Только наказывать надо их, тех, которые прочие…а своим достаточно сказать «Ай-яй-яй». Или даже не говорить — в конце концов, другие и хуже поступают! Именно это я и имел в виду, когда говорил, что у нас в стране закон нарушать не стыдно.
Приведу очень характерные строчки одного из комментариев к прошлой статье: «Вот доел Саакашвили свой галстук и принялся реформировать полицию в Грузии. Причем радикально. И удивительно, но получилось. Причем он уволил 90 процентов сотрудников. Да, там друг на друга стучат, да, уволили заслуженных людей. Но результат для общества положительный». Бог с ними, с реформами грузинского президента, оценка их — личное дело автора, но обращаю ваше внимание на явно осуждающий оттенок слова «стучат».
Одни мои знакомые в Америке были буквально потрясены, когда после вечеринки в одной типично американской семье они, изрядно пьяные, отправились домой — и хозяева тут же сообщили в полицию, что машиной управляет нетрезвый водитель. Нет, американцы не имели ничего против своих русских гостей, они всячески пытались их остановить, но когда те все-таки уехали… Просто хозяева знали, что водить машину в пьяном виде опасно и сие — нарушение закона.
По-нашему, все это не очень красиво, но есть одно соображение: сколько тысяч стариков, женщин, детей, молодых людей, ежегодно погибающих на наших дорогах, остались бы живы, думай мы так же, как те американцы! Скольких трагедий удалось бы избежать. Но поскольку «стучать» у нас не принято, то выход только один: у каждой машины, чьи хозяева приехали в гости, поставить по гаишнику для перехвата подвыпившего владельца. А около каждого гаишника — по работнику ССБ, дабы гаишник не взял взятку. А еще хорошо бы при этом контролировать и «собственную безопасность»…
Шутка, конечно, но ту же коррупцию можно победить в считаные дни, если каждый знающий хотя бы одного взяточника сообщит об этом куда следует. Но у нас, как уже говорилось, не принято «стучать» — у нас принято быть недовольными действиями правоохранительных органов. Вот если бы государство к каждому чиновнику, от директора детсада до работника обладминистрации, приставило по милиционеру, а к тому — по второму, надзирающему за первым, и (для верности) по третьему, приглядывающему за первыми двумя…
И милость к падшим призывал
Парадоксальная, если вдуматься, ситуация: все мы — как общество — безусловно осуждаем преступность вообще и коррупцию в частности. Но все мы — как отдельные граждане — склонны ее прощать, если дело касается наших ближних и дальних знакомых… И уж безусловно мы не намерены помогать правоохранительным органам бороться с тем, что нам так не нравится.
А потому (возвращаясь к теме коррупции) любой коррупционер знает: милиции у нас на всех чиновников не хватит, а законы что дышло, но независимо от приговора суда (если он состоится) с ним не перестанут здороваться друзья и знакомые, от него не отвернутся соседи, на него не будут указывать пальцами на улицах. Короче, он не станет изгоем общества, которое резко осуждает коррупцию в целом, но снисходительно к ней (как и к преступности вообще) в частности.
Но ведь так было не всегда. По историческим меркам совсем недавно, еще каких-нибудь сто лет назад, дворянин, совершивший уголовное преступление, тут же переставал быть дворянином, в интеллигентном обществе не подавали руки бывшему интеллигенту, осужденному по уголовной статье, среди купечества репутация ценилась больше, чем гильдия, к которой купец принадлежал… И вообще все в России знали, что преступники— это дно общества. Помните, как называлась одна из самых знаменитых пьес Горького? «На дне»! Сейчас один из ее героев, вор Васька Пепел, надо полагать, был бы уголовным авторитетом, депутатом и принадлежал к элите общества.
Но процесс разложения морали уже шел — начиная с великих российских писателей и критиков, превративших Разиных, Пугачевых и прочих Дубровских из грабителей и убийц в героев Сопротивления. Потом террористы возвели убийство госслужащих, а заодно и тех, кто подвернется, в ранг подвига. Затем эсеры и большевики сделали делом чести и геройства грабеж банков и стрельбу из-за угла по простым постовым полицейским… Стоит ли удивляться, что один из таких грабителей-экспроприаторов, некто Коба, более известный как Сталин, встал во главе государства?
Он-то и довершил процесс, объявив уголовников «социально близкими», практически своими, превратив их из подонков общества в его полноправных членов. А вернувшиеся из лагерей после смерти Сталина политзаключенные в массовом сознании невольно превратили тюрьмы из мест, где отбывают заслуженное наказание, в места, где не по своей воле собираются лучшие люди. И это въелось в генетическую память поколений.
Однако точку в крахе моральных ценностей поставили девяностые, когда чуть было не пришедший к власти криминал сумел-таки выстроить под себя законы, систему никому не подотчетных и ни за что не отвечающих судов, а заодно и искусство. Нынешняя элита уже не говорит по-французски, как сто лет назад, но зато «ботает по фене» даже с трибуны Госдумы, а многие словечки блатного жаргона прочно вошли в великий, могучий и т.д. язык.
В результате мы имеем то, что имеем: радиостанции, где круглые сутки поют про хороших, добрых и ласковых преступников, которых ни за что похватали продажные и злые милиционеры. Передачи на том же радио и ТВ, где хорошо поставленными голосами рассказывают, какие искренние и богомольные люди эти убийцы и насильники. Воров в законе, чей вес и влияние сравнимы с весом и влиянием глав соответствующих администраций… А главное — глубокое недоверие народа и к закону, и к людям, его охраняющим, а значит, и нежелание им помогать.
Да и как помогать, если абсолютное большинство населения так или иначе замешано в самой что ни на есть противозаконной деятельности? Когда из экономии покупает заведомый контрафакт, например. Или когда рыболов-любитель ловит там, где запрещено, и тогда, когда запрещено. Или когда водитель дает взятку гаишнику. Или когда родители поступают своего ребенка в детсад, в вуз или отмазывают от армии. Почему же мы удивляемся, что чиновнику не стыдно брать взятки? Нам же не стыдно их давать? Дело ведь не в размере взятки, а в моральном запрете на нее: либо он есть, либо его нет.
У Андрея Вознесенского в «Оптимистическом реквиеме по Владимиру Высоцкому» были такие горькие строки:
О златоустом блатаре —
Рыдай, Россия!
Какое время на дворе —
Таков мессия.
Не думаю, что это — большой комплимент Высоцкому, но, увы, время действительно такое. Коррупция же — это только симптом болезни, поразившей все общество в целом, и крупную коррупцию наверху ежечасно и ежеминутно питает массовая коррупция снизу. А значит, сколько проворовавшихся чиновников ни снимай, на их место придут точно такие же новые, плоть от плоти народа, из которого они вышли.
И никакой борьбы с коррупцией под
лозунгом «Давай, государство, борись!» у нас не получится. Одного государства
для этого маловато будет…
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции Калининград.Ru
