Чего стоил один только «Восточный фонд», созданный специально для оказания помощи восточно-прусскому сельскому хозяйству. Или 100 млн рейхсмарок (около миллиарда рублей по долларовому курсу), ежегодно выделяемых провинции для компенсации транспортных неудобств, связанных с ее оторванностью от метрополии. А ведь от Кенигсберга до Берлина практически вдвое ближе, чем от Калининграда до Москвы! Да и Германия в это время была, мягко говоря, не самым богатым государством Европы…
С другой стороны, нам тоже грех жаловаться на отсутствие внимания со стороны федерального центра (правда, формы, которые это внимание принимает, не всегда устраивают калининградцев). Короче, что Восточная Пруссия для Рейха, что Калининградская область для России, — территории одинаково заграничные, только оценивался этот факт в Берлине и в Москве по-разному. Рискну предположить, что в России думали политически, а в Германии — геополитически. Впрочем, обо всем по порядку…
1
Вы, наверное, уже заметили, господа читатели, что при всей разности сценариев развития области, о которых шла речь в предыдущих двух статьях, кое-что общее у них есть: любые наши действия внутри региона непременно связаны с государствами, расположенными извне, вплоть до того, что без их согласия нам и развиваться-то нельзя. Более того, и любые еще не рассмотренные сценарии (например, проект туристической зоны или университетского центра Северной Европы) рано или поздно упрутся в то же самое: в необходимость режима наибольшего благоприятствования нашим планам со стороны Евросоюза и Белоруссии.
Посмотрите сами: практически все, о чем мы уже говорили, (транспортный комплекс, курортная и туристическая зоны, промышленное будущее области) в той или иной степени начато, но нигде не доведено до конца. Я по-прежнему думаю, что, сконцентрируйся мы на чем-то одном, брось именно туда все силы и средства, толку было бы больше, но если посмотреть повнимательнее, то несложно заметить и еще одну немаловажную причину происходящего. Взять хотя бы транспортный комплекс.
Дороги-то мы рано или поздно в порядок приведем и портов понастроим, это не проблема. Но при существующих сложностях на погранпереходах, при всех заморочках с таможенными и визовыми проблемами, массовые грузы к нам все равно не пойдут. Более того (и я думаю, кому надо это учитывают), почувствуй те же Литва, Польша и Белоруссия, что денежки за транзит российских грузов из их казны начинают перетекать в калининградскую, мы сразу столкнемся с новыми препонами на пути через эти страны — объехать-то их нельзя.
Или, скажем, развитие курортов и туризма: отели с ресторанами воздвигнуть недолго, да и места, для туристов интересные, пусть худо-бедно, но обустроить нам под силу. Но вот заманить сюда избалованного шенгеном иностранца да заставить его сначала визу выпрашивать, потом отмечаться и от запретных зон шарахаться — это посложнее будет. А если прибалты еще и заметят, что мы у них туристов отбиваем… И так — за что ни возьмись!
2
А теперь — кое-что о политике с геополитикой. Честно говоря, единого мнения о том, что такое геополитика, у ученых нет. Я насчитал с десяток объяснений этого слова, в конечном итоге сводящихся к той несложной мысли, что порой стоит учитывать не только интересы, но и объективные природные факторы: географическое положение территории, например, ее окружение, климат, природные ископаемые… Оно ведь может оказаться на пользу, но может и во вред. Очевидная, казалось бы, мысль, а вот поди ж ты!
Хотя Германия как раз географию в расчет брала — потому и обращала на свою отдаленную провинцию такое внимание. Мираж «тысячелетнего рейха» от Гибралтара до Урала возник не на пустом месте: еще до плана «Барбаросса» немецкие ученые разрабатывали план транснационального экономического объединения (пока еще мирного) восточноевропейских государств, связанных единой транспортной системой Германии и СССР. А в центре этого конгломерата должна была располагаться Восточная Пруссия — стоит ли удивляться, что одним из самых яростных сторонников проекта был гауляйтер провинции Эрих Кох? Логика этой чисто геополитической идеи очевидна: если уж мы не в состоянии изменить карту мира и вернуть Пруссию в территориальное лоно Германии, то хотя бы можем выжать максимум из того положения, в котором она находится.
Россия же подошла к своему территориальному приобретению несколько иначе, исходя из сугубо политических соображений: распад Советского Союза на какое-то время отучил российских политиков смотреть за пределы российских границ. Как говорится, не до жиру: то, что есть, удержать бы! А потому — никаких особых положений, все ровно и однообразно: Калининград? Да, есть у нас такая область, одна из, не самая, надо сказать, замечательная…
К слову, определенный повод для беспокойства у федерального центра имелся: послевоенное устройство мира трещало по всем швам, а объединение Германий породило у некоторых безбашенных политиков, особенно в Балтии, совсем уж смелые надежды. Пока калининградщина — только один из российских регионов, посягнуть на нее — все равно что посягнуть на пусть и ослабевшую, но супердержаву. А появись у области какой-либо особый статус, сразу возникает повод для разговора, а то и возможность поторговаться за влияние на эту территорию.
3
Разумеется, нельзя сказать, что в Москве не понимали преимуществ, которые, наряду с недостатками, давало расположение российского эксклава. Панъевропейских целей никто, конечно, не ставил, но превратить область в витрину России, видимую с любой точки Северной Европы, все же собирались. Но, опять-таки, особо не привлекая внимания. Продолжая аналогию с витриной, нам только разрешили ее установку да стекло предоставили, а уж заполнять выставочное пространство предложили самим. Да еще подходы к той витрине канавами пограничных и таможенных ограничений перекопали. В результате регион получился не первый, хотя и не последний, но точно не образцово-показательный. И не витрина совсем!
А заодно стало ясно, что противоречие между политическим статусом области как региона «одного из» и его географическим положением — это вовсе не выдумка сепаратистов, а суровая экономическая реальность. Если тот набор прав и возможностей, которые есть у всех прочих областей РФ, вполне обеспечивает их потребности, то у нас, в особых условиях, и возможности должны быть особые.
Особенно очевидно это стало после митингов нынешнего года, когда ни Европа, ни Россия старательно не заметили требования шенгенских виз для калининградцев. Логика власти предельно простая: если Калининградская область по Конституции — одна из областей РФ, равная среди равных, то и визы должны быть либо всем, либо никому. А Европа с облегчением с этим согласилась — ведь предоставление нам односторонних преимуществ в Москве могут расценить как покушение на государственное устройство и вмешательство во внутренние дела какой-никакой, а супердержавы!
Но ведь для калининградцев проезд на большую землю — это действительно проблема. Но маленькая, региональная, а политика — большая, общероссийская и общеевропейская. И не думаю, что новый губернатор сможет на нее повлиять. Однако если он хотя бы поставит вопрос о статусе не перед метрополией даже, а только перед калининградцами, но как предмет для обсуждения, он уже заслужит себе вечную благодарность. Когда-нибудь потом. Может быть. И уж точно — не от Москвы…
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции Калининград.Ru
