Но мы частенько собирались именно в этой отдельно стоящей трех- или четырехэтажной башенке, которую все называли «башней Гамана», хотя, наверное, считаные калининградцы знали, кто такой этот самый Гаман. Ну, не поощрялись тогда разговоры на тему «до 1945».
Впрочем, в отличие от многих других бывших зданий, лазить по которым порой было просто опасно для жизни, эта башенка на удивление прекрасно сохранилась: лестницы целые, стены и полы без дыр. К тому же через большие оконные проемы был прекрасный обзор на все четыре стороны света: стоишь посередине пустой круглой комнаты — и все вокруг видишь, а тебя не видит никто.
А еще примечательна эта башенка была странной лепниной на южной стене: большой круг, украшенный по ободу какими-то то ли астрономическими, то ли астрологическими знаками. А из его середины под углом к земле выходил небольшой железный стержень. Конечно, и обломков различных барельефов, до которых немцы были большие охотники, и торчаших из стен кусков арматуры в городе хватало, но то, что красовалось на башне, никак не походило на остатки чего-то бывшего — было в этом украшении нечто гармоничное и законченное.
Это уже потом я узнал, что такой круг на стене называется кадраном, стержень — гомоном, а в целом это довольно редкое устройство: вертикальные солнечные часы. А сии, на башне Гамана, когда-то считались самыми точными в Европе и, говорят, упоминались в многих учебниках позапрошлого века. Впрочем, узнал я об этом в самый последний момент, когда бульдозер, зацепив башню тросом, обрушил ее на землю...
Однако часам повезло: тот кусок стены, в который они были вмонтированы, упал удачно, часами вверх, даже гомон не погнулся. Хотя на этом везение кончилось. Помню, как директор калининградского тогда еще краеведческого музея с помощью моего отца, лома и монтировки пытался выломать часы из почти монолитной глыбы, но окаменевшая за столетия прославленная немецкая кладка не поддавалась, и как потом они бегали по окрестным улицам, пытаясь найти трактор, дабы оттащить упомянутый кусок в сторону.
Но не успели: когда трактор был найден и они вернулись к остаткам башни, по ним уже елозил все тот же бульдозер, перемалывая стальными гусеницами в пыль все, что под них попадалось. Короче, осталась та башня только в памяти местных жителей, а часы — в старых учебниках.
А вечером расстроенный неудачей отец и рассказал мне, кто такой был Гаман и почему башня, где некогда располагался пункт кенигсбергской таможни, называется его именем. Просто был в жизни этого профессора Альбертины и весьма странного человека такой период, когда он возглавлял вышеупомянутое весьма серьезное, но далекое от философии и изящных искусств учреждение.
Вроде бы, как раз под его руководством и была воздвигнута башня, миновать которую не могло ни одно прибывающее в Кенигсберг со стороны Российской империи судно. А тогда, когда еще не было ни автобанов, ни железных дорог, многое приплывало в город именно по воде, по рекам и каналам, которые были гораздо судоходнее, чем теперь.
Впрочем, таможня — это не самое интересное, что было в жизни Иоганна Георга Гамана, основоположника «философии чувства», оппонента Канта, чьи труды внимательно изучали не только в Германии, но и Екатерина Великая и которого Гете называл «Магом Севера», а многие кенигсбержцы — городским сумасшедшим.
И у них были к тому основания, ибо (как впоследствии писали о Гамане исследователи) еще «в школьные годы Гаман почти не знал истории и географии, не имел ни малейшего представления об основах стихосложения, а философия, математика, теология и древнееврейский язык так перепутались между собой, что, по словам самого Гамана, мозг его превратился “в ярмарочный киоск наиновейших товаров”».
Бывает. В истории есть немало гениев, вообще не сумевших окончить школу, но зато потом... Однако у нашего Иоганна Георга и потом тоже как-то не складывалось, хотя юридический факультет Альбертины он таки закончил. Но вот попытки после университета начать карьеру домашнего учителя заканчились провалом, поскольку (опять-таки по свидетельству исследователей), «во-первых, знания его не носили системного характера. Во-вторых, он имел ощутимый дефект речи. В-третьих, был необщителен, снедаем постоянным внутренним беспокойством, тщеславен и одинаково неспособен ни нормально общаться с другими людьми, ни оставаться в одиночестве»
Короче, попытав счастья в Кенигсберге и Риге, Гаман оказался в Лондоне, где вообще пустился во все тяжкие: «шляется по городу, берет деньги в долг везде, где дают, проводит дни и вечера в кофейнях, кутит в “мутных” компаниях, якшается с “дамами полусвета” и проститутками... все глубже погрязает в пороках... и так целый год».
Но вдруг все кончилось: «его подбирает одна честная, но бедная супружеская пара. В их маленьком домике он живет почти три месяца. За это время ему удалось хорошо поесть не более четырех раз, а каждый день он получал кашу на воде и одну чашку кофе. Такая “диета” оказывается очень полезной для “очищения плоти”, а главное — духа. Гаман обращается к Библии, приходит к покаянию и к осознанию существования над собой Божьей воли».
Короче, вскоре в Кенигсберг вернулся совсем другой Гаман, тонкий философ и искусствовед, человек энциклопедических познаний, собеседник и оппонент И. Канта, И. В. Гете, И. Г. Гердера, Ф. Г. Якоби и многих других знаменитых людей того времени: «Отныне предмет его постоянных размышлений — соотношение духа и природы, божественная суть Священного писания, пределы человеческого разума и прочие высокие материи».
Впрочем, не только: помимо серьезных трудов, Гаман одновременно пишет массу мелких, но язвительных и парадоксальных статей на самые разные темы, которые подписывает весьма экстравагантными псевдонимами вроде «Северный дикарь», «Экс-мандарин Мьен-мангоам», «Рыцарь розового креста» и тому подобное.
При этом Иоганн Георг не скрывал того, что он — гений, ни от кенигсбержцев, ни от профессуры и студентов Альбертины, ни от своих знаменитых корреспондентов. Даже весьма, как сейчас бы сказали, политкорректный Кант определил гордыню Гамана как «несносную». А честные кенигсбергские бюргеры считали Иоганна Георга попросту ненормальным. Но уважали.
И ничего удивительного: средневековье было еще так недавно, а в средние века именно шуты и юродивые зачастую оказывались именно теми людьми, которые осмеливались доносить правду до царей и королей. Хотя их за это редко награждали! Вот и от Гамана в Кенигсберге в конце концов остались только только упоминание на фронтоне Альбертины, башня да небольшая (теперь бесследно исчезнувшая) улочка, которая начиналась от башни и шла по берегу Прегеля...
Как говорили значительно более древние, чем Гаман, философы: «Sic transit gloria mundi» — «Так проходит мирская слава!»
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции Калининград.Ru
