Старик бродил по поселку, всем кланялся, мальчикам дарил конфеты и, тыкая пальцем в грудь, извещал: «Ich bin alter Deutche Soldat», что в переводе означает — старый немецкий солдат.
Местные дивились незлобивости старика, не понимали — с чего это вдруг он здесь объявился, и вскоре прозвали его «Старый фашист».
Старик тряс головой, мол, никакой я не фашист и никогда им не был, местные ничего не понимали из того, что он тарабарил, лишь усмехались и предлагали ему пропустить рюмочку-другую.
Старик смотрел на этикетку бутылки, которую ему под нос совали мужики, отрицательно качал головой и убеждал: «Schnaps? Nein, nein! Schnaps — Scheise!», — что в переводе — «Водка? Нет-нет! Водка — дерьмо!»
1
Как и почему он появился в Краснолесье, того не знал никто. Возможно, слышал что-то о Crosstrakennen или о Rominter Heide — Ромитенской пуще, прекрасном уголке живой природы, которая после войны была объявлена заказником, и которую немецкие экологи с давних пор называли «зеленым озерцом». Но, полагаю, все же гораздо больше он слышал о Grosstrakennen, — довоенное название Ясной поляны, о конезаводе, где выращивали знаменитую тракененнскую породу лошадей, возможно.
А, быть может, прочитал что-то из лекций некоего господина Мюнье, который стал известен к тому времени в Германии тем, что призывал организовывать массовое переселение русских немцев из Средней Азии, Казахстана, Поволжья в наш регион, что должно было означать, по его мнению, начало возвращения области в состав Бундесреспублики.
Господин Мюнье даже фирму строительную организовал, которая занялась возведением небольших коттеджей для переселенцев. Попутно этот глашатый призывал выходцев из Восточной Пруссии помогать ему финансово, обещая взамен дома в Краснолесье, Ольховатке, и гуманитарную поддержку переселенцам.
А поскольку наш старик на пенсии стал много читать без разбора, поскольку всерьез заинтересовался проблемами села — даже сам что-то излагал на бумаге, весьма вероятно — прослышал он о призывах господина Мюнье.
Небольшая гостиница, под которую переоборудовали старое здание, кафе, школа по изучению немецкого языка — «дело рук» господина Мюнье в Ясной Поляне.
Вначале всполошились немцы — чем-то нехорошим попахивало от проповедей этого господина, вскоре и наши власти спохватились: глашатый был объявлен персоной нон-грата.
2
Кстати, почему в Краснолесье, а не в Ясной Поляне обосновался старик? Однажды при встрече признался мне, что чем-то гадливым дохнуло, когда увидел «гуманитарку» от господина Мюнье и услышал – только для переселенцев, т. е. русских немцев, приехавших в Ясной Поляне обосноваться, когда понял, а сообразил он быстро, что эмиссары Мюнье делят сознательно жителей на своих и чужих
Вот и выбрал Краснолесье, где был тогда единственным жителем-немцем.
Старик тем временем познакомился с одним из местных. Они посудачили, скорей всего жестами, помозговали и решили вот что. В те годы в поселок частенько заглядывали ностальгирующие туристы из Германии, много знавшие о Ромитенской пуще. Вот предприимчивая парочка и надумала: делать сувениры из дерева и продавать туристам.
Сувениры — это выполненные лобзиком гербы городов (довоенные, разумеется), это зайцы, косули, мишки и т. д. И продавать эти сувениры, как задумали начинающие дельцы, должны были мальчишки и девчонки в рубашонках и сарафанах. Туристы охотно платили по марке за изделие. Бизнес, как говорится, пошел.
Но что-то старому немцу не понравилось, и он рассорился со своим компаньоном.
Ну, что ж, пора назвать нашего героя: господин Крех. В то время ему уже было под семьдесят. Был, похоже, он одинок. Его пенсии — более двух тысяч марок в месяц — вполне хватало на спокойное проживание на родине. Но в том-то и дело, что спокойствия господин Крех не желал.
3
На свои деньги старик отремонтировал помещение, приобрел оборудование и создал предприятие по выпуску столов, стульев, табуреток, скамеек, для чего пригласил нескольких молодых, работящих, маявшихся безработицей ребят.
Одного из них, Виктора Пахомова, он назначил директором, сам же объявил себя бухгалтером: после неудачной попытки с прежним компаньоном, господин Крех доверял только себе, зарегистрировал фирму в налоговой инспекции и самолично возил в Нестеров отчеты.
Продукция фирмы шла нарасхват: хорошего сырья хватало — благо, лесхоз под боком, ребята не халтурили, старик был доволен.
Обустроился господин Крех на новом месте жительства основательно: полдома в его распоряжении, за несколькими коровами, а еще лошади, куры, козы, ухаживают две женщины, которые получали зарплату. Молоко, сметану, сыр — это он раздавал тем, кто больше всех нуждался и по-прежнему угощал детей конфетами.
А на досуге господин Крех писал пространные, многостраничные трактаты на тему, которая его очень волновала: как обустроить село и поднять уровень сельскохозяйственного производства в регионе.
Русский он не осилил, а по-немецки писал столь вычурно и витиевато, что, полагаю, даже немцы специалисты-аграрники были бы не в состоянии его труды осилить.
Возраст взял свое — умер господин Крех.
***
По разным причинам лет десять не доводилось бывать ни в Ясной поляне, ни в Краснолесье. И вот оказия представилась. Что меня сюда потянуло? Ну, посмотреть как изменились поселки, узнать — работает ли конезавод, который, по слухам, то кто-то, якобы, хотел купить и восстановить, то отказывался от этой идеи.
И, конечно, хотелось знать: осталось ли что-то от созданного чудаковатым стариком по фамилии Крех, за которым так и закрепилось прозвище «старый фашист», и который здесь обрел друзей и покой.
(Продолжение следует)
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции Калининград.Ru
