Сергей Чечулин — уникальный человек, который «сделал себя сам» и вывел «Калину» в лидеры аграрного сектора региона. Хозяйство ежегодно вводит в оборот новые земли и применяет передовые технологии. Сегодня в «Калине» на пяти тысячах гектаров выращивают ячмень, пшеницу, рапс и картофель. Кроме того, год назад в хозяйстве был заложен первый в области промышленный сад — рядом с посёлком Калиновка были высажены 17 тысяч саженцев яблонь разных сортов.
«Этот год должен быть самым успешным»
— Какие итоги можно подвести сейчас? Какая наблюдается урожайность и чего удалось достичь?
— Весь год мы переживали, потому что дожди шли очень неравномерно, и мы боялись, что это отразится на урожае. Фактически же получилось что дожди как раз шли в тот критический момент, когда растение вот-вот бы свалилось от засухи. В итоге можно констатировать, что год был благоприятный — урожай получился неплохой, и даже те, кто работали менее активно, тоже получили неплохие результаты.
Может быть, я даже предвосхищу события, но этот год должен быть самым успешным по урожайности за весь постсоветский период. Если говорить о нас — то урожайность рапса уже в пределах 30 центнеров с гектара, яровой пшеницы — за 60 центнеров, озимой пшеницы — около 65 центнеров. По картофелю пока рано говорить, но есть предварительные данные, что он в этом году может быть помельче — как раз в то время, когда он должен был набирать вес, было сухо.
— С какими трудностями пришлось или придётся столкнуться аграриям в этом году?
— Главный неблагоприятный момент, который всегда имеет место, если урожайность высокая — естественно, падение цены на продукцию. Но здесь каждый волен сам решать — кто будет продавать, а кто будет хранить. У нас мощности для хранения есть, поэтому часть продукции мы будем сразу выставлять на рынок, чтобы погасить кредиты и долги, а часть будем продавать, когда нам будут нужны деньги или когда цена подрастёт.
— Как обстоят дела с первым промышленным яблоневым садом?
— Все деревья прижились очень хорошо — гибель составила лишь 1%. Это очень мало. Сейчас мы стараемся механическим путем сдержать рост травы и сорняков. Химический метод защиты применять теперь нежелательно, чтобы саженцы не погубить. Они молодые, ещё не окрепли, и поэтому в следующий год будет то же самое.
— Всем интересно, когда на прилавках появятся первые яблоки из «Калины». Когда это произойдёт?
— Вообще — в 2016 году, но я думаю, что и в 2015 уже что-то будет. В саду у нас были высажены яблони-двухлетки, они у нас должны плодоносить. Может, не очень много, но скоро, я думаю, мы все попробуем наших яблок из нового сад
— Думаете, с вашими яблоками будет та же ситуация, что и с другими овощами и фруктами? В торговых сетях и на рынках будут задирать цены, потому что продукция «местная» и «фермерская»?
Наверно, будет и такое. Но что бы мы сегодня ни делали — мы должны делать это профессионально. Пшеницу ли мы выращиваем, яблоки или картофель — если мы поставляем товар на рынок, он должен по качеству, внешнему виду и вкусу не уступать польскому, голландскому и любому другому.
«У фермеров не было другой альтернативы, кроме как работать и развиваться»
— Сергей Александрович, расскажите о самых важных этапах развития «Калины». С чего вы начинали и как двигались?
— Первый этап —это 1991-1994 годы, когда я только начинал. Я тогда ещё держал коров, потому что первые кредиты, которые выдавались фермерам, можно было потратить только на скот. Я доил коров, продавал молоко, но скажу честно — это был достаточно сложный труд. Кроме того, в округе пока не было свободной земли — тогда ещё были колхозы и совхозы, но уже начался этап выхода людей из хозяйства и передачи земли тем фермерам, которые работали рядом.
Спустя некоторое время и я всё-таки принял решение и продал коров. Параллельно и люди стали выходить из хозяйства: многие видели, что альтернативы этому нет. Зачастую, например, пенсионеры забирали свой пай и сразу приходили ко мне: «Сергей, заберёшь у меня землю в аренду?»
Этот процесс длился до 2000 года. В этот период 90% хозяйств в области прекратили своё существование. Кто-то обанкротился, кто-то просто не смог работать, где-то пропили хозяйство — и такие случаи были. Однако 10% хозяйств — там, где руководители всё-таки адаптировались к рыночным условиям — остались, всё-таки дожили до сегодняшнего дня и продолжают работать.
— Насколько тяжело вам пришлось на этом этапе?
— А у нас, у фермеров, не было другой альтернативы, кроме как работать и развиваться. Этот период «собирания» позволил мне дойти до 650 гектаров посевной площади. Почему за такой период и так медленно? Во-первых, не было залоговой базы, поскольку земля «Калины» ещё не была в собственности, и в банке взять кредит под землю было невозможно. Во-вторых, техника, которая была у меня в распоряжении, была или российского производства, или старая немецкая. В-третьих, кредиты фермерам тогда выдавались лишь на год. Ну какое развитие здесь может быть? А если я, например, взял большой кредит на год, посеял — и вдруг неурожай — то что тогда? Поэтому фактически 15 лет я работал по схеме «заработал — вложил», и это был достаточно медленный и трудный путь.
— Когда произошёл перелом?
— В 2000 году появились инвестиционные кредиты: первые — на три года, потом — на пять и на семь лет. Как только стали доступны такие кредиты, посевная площадь у меня сразу выросла с 650 гектаров до 1200, потом — до 1900, потом — до 2700 и дальше ушла за три тысячи. Такими «рывками» мы оформляли землю в собственность, чтобы она выступала залогом при получении кредитов. На эти кредиты я уже мог купить более современную технику, которая также сразу шла в следующий залог. Это и был тот момент, который двинул вперёд развитие сельского хозяйства во всей России.
— Сейчас вы не планируете активно набирать себе земли дальше, как ранее?
— Мы этот период пока закончили. Часть земель мы выкупили у пайщиков — этот процесс шёл постоянно в течение десяти лет, и большинство людей свои участки всё-таки продали. Кроме того, четыре года назад мы взяли кредит в «Россельхозбанке» и купили ещё два участка земли. Это было очень удачное для нас приобретение, потому что работать на своей земле и на арендованной — большая разница. Сейчас мы имеем в нашем хозяйстве почти 5000 гектаров.
— Что даёт такое большое количество земли на практике?
— Во-первых, у нас появился крупный ресурс для залога в банке — нам есть, что показать. Кроме того, мы имеем свой мелиоративный отряд — эта работа началась лет семь назад, и мы участвуем в программах по очистке открытой дренажной сети. Но когда магистральные каналы расчищают по программе, все соседние и смежные каналы, которые также входят в единую систему, никто не чистит. Преимущество собственного мелиоративного отряда заключается в том, что мы чистим как каналы по программе, так и каналы, не вошедшие в неё. Получается, что мы тем самым охватываем большую площадь.
Мы не ищем здесь выгоду и не зарабатываем какие-то большие деньги из бюджета. Все получаемые деньги идут на содержание отряда — мы не ставим вопрос о прибыли. Но мы уже видим эффект от их работы. В прошлом году мы чистили каналы на одном поле — там всегда скапливалась вода. В этом году мы весной посадили на поле картофель — и всё отлично, приятно смотреть и ездить. Ведь одно дело — набрать земли, и другое дело — привести её в порядок. За несколько лет мы очистили около 50-60% открытой дренажной сети и лишь 1-2% закрытого дренажа, так что работы здесь ещё очень много.
«Прийти в сельское хозяйство может любой»
— Если на секунду вернуться снова в девяностые годы — почему 90% хозяйств тогда не смогли выжить, а вы — смогли?
— Мне часто задают этот вопрос, и я не могу сказать, что я какой-то сверхъестественный. Я обычный человек. Но, во-первых, понятно, что все такие люди в Калининградской области, как я, достаточно много работаем. Причём мы работаем думающе и творчески — мы смотрим, чем и как заниматься и минимизируем риски. Во-вторых — знаете, меня никто специально не учил сельскому хозяйству, а у таких людей, возможно, присутствует определённая смелость. Мы не боимся, а реально что-то делаем.
Всё, что имеем сегодня и я, и предприятие — из тех денег, которые мы заработали, выращивая продукцию. Мы ничего не воровали и со стороны нам никто ничего не давал бесплатно на блюдечке. Это лишний раз говорит о том, что сельским хозяйством сегодня заниматься выгодно. Но та господдержка, которая есть, естественно, даёт нам возможность развиваться.
— Однако сегодня нередко принято быть недовольным действиями руководства страны.
— Многие бизнесмены сегодня хают государство — а не надо этого делать. Вы просто делайте всё, чтобы соответствовать тем программам, которые есть. Любое хозяйство может получать господдержку — тут как раз и проявляется роль человека, который им руководит. Он должен думать, смотреть и понимать, как работать правильно — чтобы соответствовать критериям государственной поддержки, и деньги, которые даёт государство, вкладывать в развитие своего предприятия.
— Вы говорите, что сельским хозяйством заниматься выгодно. Но ведь это одновременно и сложнее, чем, например, торговать мобильными телефонами в городе. Что такое сельское хозяйство на самом деле? Ежедневный героизм?
— Я не буду говорить, что это героизм. Конечно, продавать телефоны проще. Но сельское хозяйство — что картошку выращивать, что зерно, что огурцы — это процесс длительный и постоянный. Там нельзя захотеть сегодня получить деньги, завтра бросить, а послезавтра опять прийти. Если ты ввязался в сельхозпроизводство, тащи эту лямочку очень долго и связывай всю свою жизнь именно с этим делом.
Тем не менее, прийти в сельское хозяйство может любой. Бери лопату, вскопай десять соток, посади картошку, иди продай — уже получишь доход. Но тогда ты завтра уже 20 соток посади, послезавтра — гектар посади. Я так же шёл, и все фермеры в области тоже когда-то таким образом начинали. Кто-то овец держал, у кого-то три коровы было, кто-то зерно выращивал и продавал сено бабушкам.
Многие сейчас жалуются — мол, денег нет. Да их никогда и не будет, сколько ни дай! С любого момента можно начать работать — но только ведь мы хотим всё сразу, быстро и много, а так не бывает.
— В последние годы в обществе наблюдается ностальгия по советскому прошлому — вплоть до возрождения некоторых вещей на практике. Вы это поддерживаете?
— Огульно хаять те времена — что всё было плохо — неправильно. Говорить, что всё было супер-пупер, и Советский Союз распался зря, я бы тоже не стал. В обеих системах есть свои преимущества и недостатки. Вот скажу по себе: у нас сейчас достаточно много человек работает, и мы потихонечку возвращаемся к той системе управления, которая была в колхозах и совхозах. Это происходит не потому, что мы не можем применить ничего нового — просто мы видим, что это эффективно и правильно. Сегодня мы один в один восстановили мастерскую, которая была в «Калиновском» совхозе — у нас там есть сварщик, токарь, слесарь, инженер и главный инженер. У меня всё это в памяти, потому что я работал в советское время в совхозе, и мы вернули работающую систему.
Причём ситуация не изменилась с переходом на современную технику. Мы перешли на новые комбайны и трактора — а где сервис? На западе всё по-другому — там вместе с техникой развивался и сервис, а у нас фермеры вынуждены всё это сами ремонтировать. Естественно, мне нужна «советская» мастерская со всем набором специалистов.
«Фермер не может не отдать»
— Главная проблема, о которой говорят все сельхозпроизводители региона — недостаток доступных кредитов. Затронула ли вас эта проблема?
— С тех пор, как появились «длинные» кредиты, возникла следующая трудность. Мы сейчас увеличили посевные площади, выкупили землю и много денег в неё вложили — но мы опять себя закредитовали. Банк же не может без меры давать кредиты. И на сегодня все предприятия в области, которые реально работают и производят продукцию, столкнулись с тем же. Они так закредитованы в связи со своим развитием, что не могут расти дальше, пока опять не начнут возвращать инвестиционные кредиты. А сроки-то уже подходят...
— И как выходить из этой ситуации?
— Я как раз хотел бы воспользоваться возможностью и предложить такой вариант. У нас был недавно «Зерновой клуб», и мы разговаривали о нынешних событиях — когда нам все говорят: «Развивайтесь, вот вам шанс». А как я могу развиваться, если я сегодня не имею возможности дополнительно привлечь деньги — мне их просто никто не даст. Встаёт вопрос — как быть? Или мы идём, как и шли, и постепенно развиваемся, но если же мы хотим что-то развить, тогда государство должно подумать.
Мы не можем двигаться дальше. Говорят: «Ну посей больше картошки». А что дальше? Я могу сегодня в два раза увеличить площади — но куда я её положу? Мне нужно хранилище построить, мне нужно новую технику купить, мне нужно возросшие в два раза транспортные расходы закрыть — и так далее. Вот реальная проблема, которая стоит перед нами — а не слова о том, что надо развиваться.
Во времена деятельности колхозов и совхозов государство давало предприятиям большие суммы, а потом просто их списывало. Но ведь идеология фермерства и коллективного хозяйства совершенно разная — фермер не может не отдать. А хозяйства не отдавали долги, в итоге накапливалась огромная сумма, и государство колхозам и совхозам два раза её списывало — то есть мы опять в неравных условиях были.
— Вы предлагаете сегодня списать все долги фермерам?
— Это не моя идея, это идея Шаига Мамедова. Он так и говорит: «Понимаю, что это на грани фантастики». Но мы все сегодня закредитованы, потому что развиваемся. Мы расширялись, мы брали деньги, но больше не можем это делать.
При этом буквально на днях слышал, что правительство выделило Сбербанку огромную сумму денег в связи с потерями от санкций Запада. То есть государство опять даёт банкам деньги. Так давайте и с нас спишем часть долгов — я не знаю, какую именно. Схема такая: нам долги спишут — и мы то количество денег, которое с нас списали, снова получим от банка в виде займа, и эти деньги опять пустим на развитие. Может быть, это бредовая идея, но очень бы хотелось посмотреть на реакцию. Сегодня фермерам, чтобы развиваться, нужна действенная программа самого высокого уровня.
«Сейчас мы все руки потираем — а что делать дальше?»
— Другие хозяйства в области — ваши коллеги или конкуренты?
— Сегодня о серьёзной конкуренции говорить нельзя — все мы знаем, что Калининградская область не обеспечивает себя сельхозпродукцией. Фактически только по зерну и, возможно, по картофелю мы больше собираем, чем потребляем. По остальной продукции мы на сто процентов не удовлетворены, поэтому конкуренции сейчас нет. Наоборот — мы сообща решаем какие-то вопросы, связанные с производством, семенами и так далее. Даже если кто-то произведёт больше — значит, повезёт в Россию. Сейчас рынок России ёмкий — только выращивай.
— А вы уже вывозили свой товар в «большую» Россию?
— Сейчас мы планируем поставить первую партию фуражного зерна и посмотреть — как это происходит, какие сложности, какая ценовая политика. Кроме того, мы лет пять назад возили в Россию картошку, когда там был неурожай. Приехали ребята, дали хорошую цену — хотя у нас в области своя потребность не была закрыта. Тот картофель, что мы вывезли, был замещён белорусским — это рынок, и тут уже ничего не сделаешь. Мы ведь и сегодня едим продукцию с Дальнего Востока или ещё откуда-то. Если торговцы везут её к нам в Калининградскую область, значит, это кому-то выгодно — почему бы и нет?
— Тогда перейдем к вопросу цен. К примеру, Польша: мытая морковка там продаётся по два рубля. У нас в области только себестоимость — минимум шесть рублей. Что в области не так с ценообразованием?
— Здесь, скорее всего, дело не в цене, а в технологии поставки на прилавок. Я дружу с некоторыми польскими фермерами. Когда к ним пришла независимость, то ещё десять лет у них в сельском хозяйстве был страшный раздрай — мы ведь тоже всё это прожили. Но потом в Польше начались дискуссии, и в правительстве поменялись программы — то есть на сельское хозяйство обратили внимание.
И потом эта программа развития сельского хозяйства у них пошла достаточно эффективно. Там заработали как производители, так и переработчики. То, что мы видим на прилавках в Польше, говорит не о том, что какой-то фермер вырастил эту морковку и поставил напрямую в магазин. Нет, сегодня она проходит ещё несколько этапов на другом предприятии, которое сортирует, чистит и фасует эту морковку перед тем, как её покажут покупателям.
Точно так же и в Голландии. У меня есть знакомый фермер-голландец, который выращивает картофель. Я ему говорю: «А ты куда картофель продаешь?» Он говорит: «На завод». То есть он не поставляет её напрямую в Россию или ещё куда-то. А уже на заводе эту картошку чистят, в пакетики складывают и доставляют на рынок — или, например, чипсы делают. А у нас сегодня что есть? В России сегодня только пошло развитие первой «ступеньки» сельхозпроизводителей — а цепочки-то дальше нет: есть производитель, есть оптовые склады и есть торговля.
— Как вы думаете, в нынешней ситуации с годовым продуктовым эмбарго есть шанс на появление этих переработчиков и развитие цепочки?
— Сегодня все мы задаём этот вопрос — в том числе и я. Да, государство ввело частичный запрет на ввоз продуктов питания — но что дальше? Хорошо, сейчас мы все руки потираем, ищем деньги и начинаем увеличивать объёмы. Но не отменят ли это решение завтра?
— Более того — уже сейчас говорится о том, что эмбарго продлится не на год, а меньше.
— Я вчера в титрах видел, что в Евросоюзе уже вроде бы поговаривают о снятии санкций в отношении России. Возникает вопрос — а нам-то что делать дальше? Вот мы ринемся развиваться, займем деньги, а потом окажется, что мы поступили неразумно. В этом плане хотелось бы какой-нибудь уверенности.
«Мне нужна обстановка в селе, когда там много достойных людей»
— О какой уверенности можно говорить, если после распада СССР сельское хозяйство всегда было на периферии интересов? Там ведь никогда не было угрозы социального взрыва, и поэтому государство занималось другими делами.
— Но ведь мы не должны быть заложниками таких ситуаций. И я всегда ставлю вопрос: уважаемые россияне, а чего мы вообще хотим достичь в сельском хозяйстве? Не отдельно взятый фермер Сергей Чечулин, не руководство страны — а вообще общество чего хочет? Мы ведь хотим, чтобы у нас всё было как в Польше, Литве или Голландии, куда мы все теперь массово ездим и там охаем и ахаем — настолько всё красиво и ухоженно.
Но тогда задумайтесь по дороге в ту же Голландию — а почему там красиво? Там что, какие-то сверхъестественные люди живут, которые больше пашут? Нет, там просто в обществе созданы условия, чтобы сельское хозяйство развивалось достойно Чтобы, извините меня, в деревне каждый человек не на улицу в туалет ходил, чтобы у него крыша не текла, чтобы у него фасад был обустроен. Для этого надо, чтобы люди в деревне жили достойно и получали зарплату. А чтобы человек получал достойную зарплату, надо, чтобы сельхозпредприятия и фермеры имели возможность развиваться и давать работу людям, которые живут на селе.
— А если представить, что завтра на референдуме предложат всем платить, например, лишних два процента налогов именно на сельское хозяйство — вы бы согласились?
— Я бы однозначно это приветствовал, но и общество должно высказаться «за». А если сегодня у нас довели сельское хозяйство до того, что там нет работы — о чем тогда можно говорить? Поэтому у меня вопрос не к Путину и не к Медведеву, а к обществу. Надо устраивать дискуссию — готово ли оно поделиться частью своих финансовых ресурсов с теми людьми, которые живут на селе? Мы же, в конце концов, все оттуда вышли.
Да, наше предприятие «Калина» вроде успешное и развивается. Но я не хочу быть одним таким успешным — я хочу, чтобы у меня рядом были ещё такие же люди, потому что одному мне здесь жить неинтересно. Мне нужна обстановка в селе, когда там много достойных людей и когда люди хорошо получают.
Я могу привести такой пример. Буквально три года назад ни у одного рабочего в «Калине» не было машины. Сегодня у нас двадцать человек из деревни проезжают триста метров до работы на машине. Да, она старенькая и стоит тридцать тысяч — но это показатель, что человек живой, что он хочет достойно жить и стремиться к чему-то. Да, у него сегодня нет денег на «Лексус», но мы уже столкнулись с проблемой — а куда эти двадцать машин ставить? Пришлось вот недавно выделять часть территории под стоянку, чтоб разместить все автомобили.
«Надо ли, чтобы жизнь доярки была такой несчастной?»
— Как обстановка с рабочими руками на селе?
— Есть, увы, большая проблема. Поколение, которое перешло из Советского Союза, свой ресурс уже потихонечку выработало и сегодня выходит на пенсию. Сейчас нужно, чтобы молодежь в сельское хозяйство шла — а вместо этого они ходят по деревне, не видят нигде работы и уезжают в город. А кому они там нужны без квалификации? Вот они и разбредаются по стройкам, базам и прочей ерунде, потому что образование в сельских школах не сказать, что низкое, но всё равно отличается от городского.
Из тридцати человек в десятом классе лишь несколько нормально учатся и поступают куда-то, а основная масса потом растворяется в рабочую среду. Этим ребятам и в деревне делать нечего — и в городе они не нужны. Чего они добьются, зарабатывая 15 тысяч в месяц и снимая квартиру на пятерых?
И получается, что эта неразвитость сельского хозяйства приводит к деградации во всём. Даже если кто-то вдруг приходит в деревню и ставит рядом бизнес, он не может найти ни одного человека, который бы смог у него работать. Раньше ведь как было: если папа — тракторист, то детишки, пока школе учатся, уже становятся асами. Ему только корочки дай — и он уже поехал. И из этой массы ребят, которые были подготовлены, в те времена половина могла остаться в селе и достойно работать. А сегодня этой половины, которая хотела бы остаться, нет.
— Как-то раз Сергей Заец, который держит усадьбу и фермерское хозяйство в Нестеровском районе, сказал — может быть, и в шутку — одну интересную мысль. Он возмутился: «Я не понимаю, почему банкиры в городе, которые только подсчитывают проценты и ничего реального не делают, ездят на «Лэндкрузере», а доярка в деревне — нет. Мне кажется, всё должно быть наоборот — именно доярки, которые кормят город, должны ездить на «Лэндкрузере». Вы с ним согласны?
— Сергей, конечно, сказал это с определённой долей юмора. Если смотреть на практику, то и городские жители, и тем более служащие — я не беру чисто банковских — всегда получают больше. Вот поэтому общество и должно решить — а надо ли, чтобы жизнь доярки была такой несчастной и ущербной? Нормально ли, что горожане, которые зарабатывают на «Лэндкрузер», проезжают мимо этой доярочки и даже не замечают её?
— Думаете, за рубежом ситуация в корне отличается?
— На Западе, я считаю, всё же немного по-другому к этому подходят. Тот же голландец мне говорил: «Сергей, ты знаешь, вот у нас в Голландии государство худо-бедно поддерживает фермеров, потому что они тоже должны достойно жить. У них должен быть свой дом, транспорт, доступность школы и детского садика, какая-то возможность для отдыха. Голландский фермер может позволить себе нанять того, кто подменит его на время отпуска.
А у нас пока такого нет и не предвидится. Да, я могу себе позволить кое-что из этого списка, потому что я руководитель и у нас большое предприятие — но наши работники-то не все могут. А я бы хотел, чтобы они тоже имели достойный уровень жизни и тоже летали отдохнуть в Египет или в Таиланд. Кто у нас в деревне может позволить себе отдых за рубежом — тем более доярка, которая работает за 8-10 тысяч? Да она за всю свою жизнь до Таиланда не доберется, даже если пешком пойдет.
«Всё должно быть в первую очередь своё»
— Как именно государство должно защищать своих аграриев и помогать им?
— Любое государство — будь то Америка, Австралия или Европа — защищает свои рынки. Везде стараются кормить себя и свой народ. России надо прекратить эту практику — когда мы открыли границы и беспорядочно ввезли сюда всё и порой не всегда качественное. Поэтому государство должно задуматься: «Давайте мы очень большим процентом будем выращивать свою продукцию, а потом будем ввозить то, чего недостаёт. Понятно, что рынок должен регулировать ситуацию и не позволять производить картошку по 20 рублей, когда за рубежом она стоит 8 рублей. В этом случае надо смотреть на соизмеримость той поддержки фермеров, которая существует в мире.
— Как раз сейчас многие местные сельхозпроизводители сетуют на то, что в России нет высокого европейского уровня поддержки фермерства. Как думаете, у нас в стране такого никогда не будет?
— Я тоже порой этим вопросом задаюсь. Может быть, для этого должен появиться новый Столыпин, который бы двинул сельское хозяйство России вперёд. А уж в какой должности будет этот Столыпин — я не знаю.
— А нынешний уровень поддержки — и государственной, и областной — вы оцениваете как адекватный?
— Мы, крестьяне, всегда консерваторы и всегда говорим: «Мало, дайте больше». Но сегодня уровень поддержки очень хороший. С другой стороны, иногда хочется равняться на уровень поддержки тех же литовских или польских производителей. Уже несколько лет Евросоюз в Восточной Европе реализует достаточно обширную программу выравнивания возможностей местного фермерства относительно западноевропейских стран. Построил человек хранилище — получил компенсацию в 50 процентов стоимости. Купил трактор — тоже 50 процентов получил. По земле называют разные цифры, но в Германии, например, поддержка — 317 евро на гектар. Хотя, конечно, там и налоги большие.
— В некоторых европейских странах для крупных хозяйств налоги могут доходить до 50%.
— У нас же сельскохозяйственный налог — 6%. В этом есть свои плюсы и минусы, поэтому надо всё это соизмерять. Хочу сказать, что на сегодняшний день государственная поддержка существенна — но мы всю её тратим на развитие. А вот если мы хотим, чтобы у нас вся земля была распахана, мелиорация везде функционировала, а техника была возрастом не старше пяти лет — тогда надо сельскому хозяйству ещё помогать и помогать.
— Ещё один вопрос, касающийся санкций. Ведь даже если государство, допустим, «вкачает» деньги в сельское хозяйство, и продукция действительно будет нашей, мы всё равно будем зависеть от Европы в плане технологий, семян и саженцев. Как быть в этой ситуации?
— Вкладывать деньги, покупая за рубежом технику и семена — это тоже неправильный путь. Мы должны вернуть науку в сельское хозяйство. В Дагестане недавно построили суперсовременный семеноводческий комплекс — Европа просто покурит. Но я удивлен — почему же только один? На всю страну таких ещё десять надо — или, как минимум, по количеству федеральных округов. Что, фермеры поедут за семенами в ту же Германию, когда у них под боком будет такая возможность? Нет, мы будем в России семена брать.
В Советском Союзе же было столько научно-исследовательских институтов именно сельскохозяйственной направленности — в это тоже надо вкладывать деньги. Всё должно быть в первую очередь своё — это наша национальная безопасность. А уже потом, когда мы своё сделаем, можно будем смотреть, как конкурировать с тем же Западом. Сегодня надо меньше болтать о конкуренции — вместо этого нужно просто сделать так, чтоб у нас всё было. А с теми средствами, которые государство может себе позволить, это выполнимо.
— Думаете, удастся отучить россиян от «красивой» иностранной продукции?
— Я по этому поводу могу только ещё раз сослаться на опыт моего друга — фермера из Голландии. Я у него как-то спросил, сколько раз он обрабатывает ядохимикатами свою картошку. Восемнадцать! Восемнадцать раз обрабатывается картофель, который поступает к нам на рынок из Европы.
Поэтому хочется обратиться к людям: кушайте отечественное! Мы ещё пока не совсем ушли в сторону Запада. Поэтому и урожаи у нас немножко ниже — но зато мы поставляем сегодня экологически чистую продукцию. Даже я зачастую не в курсе, как коллеги за рубежом свой товар выращивают и чем именно его обрабатывают.
Поэтому ешьте российское и поддерживайте таким образом своего отечественного производителя. Хуже от этого никому не будет. У тех же немцев есть специальные биохозяйства, где фермеры при выращивании не пользуются химикатами. Так они говорят: лучше съесть яблоко, которое покусал червь, чем красочное и блестящее. Потому что там, где червь, там и жизнь. А там, где лишь одна искусственная красота — там жизни нет.
