Десять лет назад на Калининград.Ru вышла серия публикаций о нелёгких судьбах фронтовиков «Война глазами калининградских ветеранов». Из семи героев тех материалов встретить 75-летие Великой Победы сможет только один. Но люди живут, пока жива память о них. Мы предлагаем вспомнить истории героев, которых уже нет рядом.
Иван Карташев учился в девятом классе, когда прочитал объявление в газете о наборе в Ульяновское училище военной связи. Из Ташкента, в котором он тогда жил, мальчик выехал 18 июня 1941 года. В пути узнал, что началась война. Однако на фронт Иван Максимович попал не сразу — до осени 42-го учился на связиста. В ноябре его отправили в Москву в резерв ГУСКА, а затем — в Седьмой механизированный танковый корпус. С ним он и прошёл всю войну.
Боевые действия для 17-летнего Ивана начались с форсирования Днепра. Вскоре его контузило. «Передали, что я убит, потому что я был без сознания», — вспоминал ветеран. Однако он пришёл в себя и после выздоровления вернулся в корпус. Конечно, такое событие не прошло незамеченным среди товарищей. «Там мне сказали: „Ты уже умирал, теперь тебя никогда не убьют“. И действительно, рядом убивало товарищей, а меня как-то обходили осколки мин и осколки бомб стороной. Незначительно если только зацепит, а так уже не был ранен», — рассказывал Иван Максимович.
После возвращения молодого человека корпус принял участие в масштабной операции во время форсирования Днестра. Накануне капитулировала Румыния (страна-союзница фашисткой Германии), так что все войска гнали в сторону реки Прут, где и находился танковый корпус Ивана Карташева.
И если сначала немцев расстреливали, то потом стали тех, кто сдавался в плен, отправлять в деревню, где находилось командование. У пленных отбирали оружие, но, как отмечал Иван Максимович, до места назначения они шли без конвоя. «Здесь очень много уничтожили фашистов, даже потом их жалко становилось, потому что горы трупов были. Я нигде больше не видел столько трупов, сколько мы там их наложили», — признавался мужчина.
После Седьмой механизированный корпус прошёл через Румынию в Югославию, оттуда в Венгрию (где «долго воевали»), затем в Австрию и наконец в Чехословакию. «И войну я закончил освобождением города Праги», — вспоминал ветеран. Хотя корпус вошёл в Прагу 9 мая 1945 года, люди продолжали погибать. «Потому что немцы хотели уйти к союзникам, а нам поставили задачу как можно больше взять в плен и как можно больше взять техники военной», — объяснял Иван Максимович. Операция длилась ещё две недели.
Как признавался ветеран, самыми сложными оказались последние дни перед победой. «Потому что чувствуешь — скоро война кончится, а ты можешь умереть. Пройти весь путь такой сложный — и уже под конец умереть. Здесь, честно говоря, немножко робость брала. Мы не трусили, конечно, но умирать не хотелось», — объяснял Иван Максимович.
Мужчина рассказывал, что его жизнь была трудной. Ещё в Ташкенте вся семья переболела тифом — тогда похоронили отца. После он с братьями жил бедно и голодал. Впрочем, после войны тоже недоедали. При этом Иван Максимович однажды побывал после победы в Чехословакии — и там увидел, что семьи едят белый хлеб и мясо. Уже дома он прочитал о гуманитарной помощи зерном для Чехословакии. «Это меня так возмутило. Всё настроение испортило. За что я воевал, если они едят такой хлеб, а у нас чёрного даже нет», — с горечью вспоминал ветеран.
Михаил Петрович Авдеев попал на войну во второй половине 44-го — ему тогда только исполнилось 18. Сначала он около месяца пробыл во втором эшелоне в эстонском Тарту. «Погода стояла солнечная, осень. Костров не разрешалось разводить. Вырыли землянки, в них и жили», — вспоминал фронтовик. Вскоре солдат отправили в Архангельск. «Операция готовилась, Второй фронт со стороны Скандинавии, как наши предлагали. А союзники не согласились», — рассказывал Михаил Петрович. После этого почти через весь Союз военнослужащих отправили на Вислу, под Варшаву.
Молодой человек оказался в пехоте противотанкового оружия. В это время под Варшавой проходила военная операция. Немцы стремительно отступали, а наши шли пешком по 25-30 километров в день — транспорта не было. В один из дней пехота подошла к городу Гиденбургу. Военнопленных фашисты успели вывести на запад, а лагеря для гражданских, которые работали на шахтах, остались. Тогда советские солдаты освободили женский лагерь. «Ой, как они радовались! Чуть не задушили нас от радости», — вспоминал ветеран.
А на следующее утро над головами солдат пролетел вражеский самолет. «Как ударило — и всё, меня контузило. Друга моего, смотрю, перевязывают. Его в голову [ранило], а меня в руку. Больше я его не встречал», — рассказывал Михаил Петрович. После перевязки он пошёл искать здание, в котором находилась его часть, но началась бомбёжка.
После боя фронтовика определили танкодесантником. А уже примерно через месяц началось форсирование Одера. Во время военных действий и произошла неожиданная встреча с боевыми товарищами. «Они закричали: „Авдеев! Авдеев!“ Вот так встреча на фронте. Не знаю, обстреляли их потом или нет», — рассказывал фронтовик. При этом Михаил Петрович вспоминал, что потери были большие. Часто горели танки. «Я даже иногда заглядывал потом в люк, а там только пепел и больше ничего — сгорали полностью», — отмечал ветеран.
В апреле 1945 года фронтовик оказался в Праге. Во время боев Михаил Петрович и его товарищи попали под обстрел с воздуха. Тогда они все находились на открытой местности. По словам ветерана, все другие солдаты старались спрятаться под машиной или убежать в лес. А он просто прижался к автомобилю и ждал, когда всё закончится. Советским солдатам повезло: у вражеских самолётов уже почти не было боеприпасов. Так фронтовику удалось выжить.
Под конец войны бригада Михаила Петровича уже не участвовала в активных боевых действиях. Кроме того, ходили разговоры о скорой победе. С 8 на 9 мая началась стрельба. «Выскакиваем, думаем, что, наверное, немцы что-то прорвали где-то. Кричат: „Победа!“», — делился радостными воспоминаниями фронтовик. Стреляли до утра, потом начались всеобщие гуляния. А в девять часов команда: «По машинам!» Как оказалось, в Праге ещё шли бои. Но вскоре удалось завершить военные действия и вернуться к мирной жизни.
За форсирование Одера Михаилу Авдееву вручили военный орден «Красной звезды».
Матильда Павловна Офицерова осталась без родителей, когда ей было девять. Школу заканчивала в детском доме в Харьковской области (он, кстати, находился в здании бывшего поместья князя Святополк-Мирского). Местные называли детей оттуда чесирами, что расшифровывалось как «члены семьи арестованных родителей».
В 1940 году старшие девочки из детского дома проходили стажировку на фабрике в Харькове — там шили военную форму. А когда уже в начале войны фашисты стали подходить к их местности, то всех малышей из детского дома эвакуировали. Девочки и воспитательница остались при фабрике — но потом и их решили увезти. Однако на станции Змеёвка, совсем рядом с Харьковом, немцы разбомбили поезд. Выжить в своём вагоне удалось только Матильде Павловне. Воспитательница спускала детей вниз и накрывала подушками. Но впереди вырубили цистерны, они «встали», и вагон просто раздавило. По счастливой случайности Матильда спала на третьем этаже — и её просто «выдавило» на крышу. «Я проснулась от запаха жареных, горящих тел. И этот запах меня разбудил», — вспоминала женщина.
Немцы уже подъезжали к Змеёвке. Тогда девушка вместе с десятью ребятами, которые ехали из госпиталя, отправилась к городу Лиски. «Мы три месяца шли до Лисок пешком — десять мальчишек и я одна девочка. Потом присоединилась ещё одна девочка, и вдвоём стало веселей идти», — с улыбкой рассказывала Матильда Павловна. Но уже в Лисках её свалил тиф. «Очнулась я в Саратове, в госпитале. Это было начало 1943 года», — делилась ветеран. Там она провела шесть месяцев. Из-за осложнений, которые болезнь дала на ноги, девочка не могла ходить. Тогда через радио ей нашли приют у местной жительницы.
Через несколько месяцев девушка смогла ходить. Тогда её оформили как военнослужащую и отправили в 743 истребительно-авиационный полк. А в 1944 году полк перевели в Румынию. «Было нас 10-12 девчонок. Мы заряжали самолёты и были радистками. Мы разговаривали с лётчиками, помогали им, — делилась воспоминаниями Матильда Павловна. — Каждый день отправляли лётчиков бомбить Берлин, а затем мы их хоронили. Например, улетало целое звено самолётов, а возвращались только два или три… И за год, что я там пробыла, фактически остался один лётчик, из старых. Это вот осталось у меня самое ужасное с этой войны», — с сожалением говорила ветеран.
При этом бомбёжки самого аэродрома уже воспринимались как обыденность. «Я не боялась ни смерти, ничего. Никогда не пряталась. Сяду под самолёт — мне все кричат: „Ты что! Погибнешь!“ А мне всё равно. А потом уже и все стали около меня прятаться», — смеялась женщина.
Чудесные спасения и правда сопровождали девушку всю войну. «Мы жили сначала в землянках: две из них были мужские, а одна, посередине, для женщин. Мы дежурили в основном ночью, — объясняла ветеран. — Я пришла с дежурства, легла спать, а тут тревога — все убежали, а я решила не вставать. Проснулась, все землянки разбомбили, а я у меня всё в порядке».
Окончание войны Матильда Павловна встретила в Румынии. День Победы труженики авиации отметили бутылкой шампанского и вскоре вернулись к мирной жизни.
До 1936 года Николай Александрович Цицеров работал на заводе токарем–фрезеровщиком. А затем ушёл в связисты. Мужчина устроился работать в подмосковную Кубинку телеграфистом, вскоре его повысили до старшего техника дальней связи. Николай Александрович узнал о начале войны в четыре утра 22 июня 1941 года: «Война началась как раз в мою смену. Но у меня была бронь, как у связиста. Военкомат никуда не отпускал мужчин этой специальности».
Противник быстро продвигался к Москве, уже в июле-августе начались авиационные удары. Тогда же в конце лета пришёл приказ собрать всё оборудование и направить в столицу. «Меня отправили за оборудованием, — рассказывал ветеран. — До Вязьмы я дошёл, но немцы туда уже тоже подходили. Так я отправил оборудование и немного задержался». Благодаря стечению обстоятельств мужчине удалось утаить свою бронь — и его зачислили в отдельный батальон, который обслуживал в основном правительственную связь. В декабре немцы опять стали наступать. И хотя Николай Александрович в основном обслуживал связь, ему пришлось попробовать себя и в роли разведчика. «Я хорошо знал местность. В мирное время часто бывал там на охоте, грибы собирал», — объяснял ветеран. Когда началось наступление, советские бойцы продвинулись вперёд, зная, как развернуться на той местности, и вырыли землянки. Там же Николай Цицеров совместно с другими солдатами оборудовал узел связи.
При этом Николай Александрович подчёркивал, что немецкая разведка была хорошо организована. «Там были стрелки, которые замаскированные сидели на деревьях и оттуда тихонечко по одному человеку убирали. И этот лес взять было невозможно. Когда мы отбили их от передовых линий, то увидели, что их танки были зарыты в землю. То есть они превратились в доты, которые вообще ничем нельзя было взять: даже артиллерия не брала, то есть их техника выдерживала большие натиски. Очень тогда тяжело было», — качает головой ветеран.
Но в итоге советские солдаты отбили противника. Когда батальон в марте 1942-го стал подходить к Вязьме, миссия Николая Александровича в этом месте закончилась. Во время войны он также восстанавливал дальнюю связь под Москвой, а в 1947 году его отправили в Калининград. «Ну что я могу сказать: в боях я был, в разведке был. Одно ранение получил незначительное: пуля пробила каску, и каской повредило шкуру на голове — не так страшно, немного поцарапало кость. А вот другой раз, когда нас выбросили с авиации — мы высаживались на землю, тогда была сильная пурга, снег, мороз. Там при приземлении я не видел столб, и в него коленкой стукнулся, упал, боли были страшенные. Правая нога сильный ушиб получила, а у другой была раздроблена коленная чашечка. Но ничего страшного, всё срослось как на собаке», — делился ветеран.
Всего из семьи Николая Александровича на фронт ушло пять братьев и сестёр. «С фронта вернулись я и сестра. Все остались там. Один под Брянском в начале войны, сестра в Болгарии, второй брат в Берлине в День Победы почти. Вторая сестра прошла Сталинградскую битву», — вспоминал мужчина. Была у него до войны и жена, «но когда ушёл на фронт — всё, любовная история закончилась».
В Калининграде Николай Александрович сначала работал заместителем начальника почтамта по электросвязи, а затем стал главным инженером телефонной связи. Именно он восстановил после войны всю связь в городе.
Анатолий Владимирович Парфёнов родился в Китае 23 марта 1923 года. В 1935 году его семья переехала в Баку. В школе он проучился семь лет, окончил Волховскую школу киномехаников звукового кино. Затем молодого человека призвали в Бакинское пехотное училище. Но через три месяца отчислили. «Всё же я считался как ненадежный, как шпион, недоверие было», — объяснял ветеран. После этого Анатолия Владимировича взяли в 21-й учебный танковый полк. Он думал, что будет радистом, поскольку разбирался в этой специальности. Но в итоге оказался во взводе, где готовили механиков–водителей танков.
После учёбы он вернулся в Баку. Когда началась война, Анатолию Владимировичу было 18 лет. В 46-й армии он воевал на танках. Участвовал в боях под Таганрогом, Ростовом — в одном из них получил контузию. Несмотря на юный возраст, он разбирался в машинах лучше взрослых сослуживцев — и даже обучал их. «В 1943 году я получил звание „Отличный танкист“, и мне прибавили 50 рублей денежного пособия», — отмечал ветеран.
Затем фронтовик оказался в особых войсках. «Вы знаете, что у нас войска в том числе были в Иране, на ирано-турецкой границе. <…> Я был там на особом задании. Есть войны, о которых не говорят», — без подробностей рассказывал ветеран. Также Анатолий Владимирович служил в армянском Ленинакане. Там он был водителем-механиком. Перед наступлением просматривал карту на наличие мин, а потом отправлялся по сути на смертельное задание. «Рано утром перед атакой мы с командиром танка почти всегда выезжали показывать всем остальным, как ехать. Происходило это так: мне командир танка говорит: „25 секунд — остановка“. Потом едешь. Он мне командует: „Короткая! “ Я считаю: „Раз, два, три…двадцать“ — если ничего не выстрелило, то я поехал», — спокойно рассказывал ветеран.
Так в Ленинакане Анатолий Владимирович и встретил окончание войны. Но демобилизовался только в 1947 году. «Нельзя было просто так бросать танк, там такая неразбериха была!..» — объяснял ветеран. Уже в мирное время молодой человек закончил десять классов, отучился на инженера в Ростовском институте, затем получил и экономическое образование.
Николай Иванович Черняев попал в армию в 1942 году — в 52-й отдельный батальон химической защиты в казахстанском Джабмуле. «Эта часть только формировалась, поставлялась новейшая в тот период техника», — объяснял ветеран. После сержантской школы внутри батальона и учений молодой человек ещё полгода проучился в городе Боровичи, где получил звание младшего лейтенанта. Но в итоге он вернулся в свой химический батальон.
Николай Иванович был командиром взвода. У него было несколько машин для дегазации местности против иприта — стойкого отравляющего вещества. «Если произведено заражение местности, то специальные машины имеют возможность сделать проход для того, чтобы техника и люди смогли пройти в определенное место», — объяснял ветеран. Участвовал фронтовик и в снятии блокады Ленинграда — его взвод задымлял левый фланг наступательной операции. «Для того чтобы это сделать, нам подвозили ночью, не включая фар, к линии фронта газ 2А, а мы приходили в определённое место за этими дымснарядами — шашками и гранатами — и их в рюкзаках переносили на линию фронта», — объяснял ветеран. Так, задымление по команде дали по всему фронту, где шло наступление. Противники тогда растерялись и не смогли ничего предпринять.
Внимательность Николая Ивановича сильно выручила во время операции. Он заметил ИЛы, которые летели не с той стороны. «А потом они приблизились, и я увидел, что на крыльях стоит немецкий знак. Я удивился и дал всем команду спрятаться в траншею. И хотя немцы со своих самолётов бросали гранаты и бомбы, никто из моего личного состава не пострадал», — делился воспоминаниями ветеран. В результате операции Ленинград освободили от блокады.
Отдельный батальон химической защиты следовал за передовыми частями. Здесь постоянно ожидали химическое нападение противника. Летом 1942 года «Катюши» попробовали стрелять термитными снарядами, которые накрывали определённые участки фронта. Как только осколки падали, на этом месте всё сгорало. «Поэтому немцы по своим каналам дали нам понять, что если мы не прекратим стрельбу такими снарядами, они будут вынуждены применить газы», — объяснял Николай Иванович. Советские войска отказались от применения снарядов — но к химнападению всё же готовились.
Постепенно шло наступление на противника, освободили Псков. Там взвод Николая Ивановича получил задание обеспечить задымление в месте разрушенного моста на реке Великая. Тогда молодой человек использовал спецприборы: серная кислота распылялась с помощью сжатого воздуха, отчего появлялось белёсое облако. При приближении самолётов давали дым. «И всё — эта речка Великая, мост покрываются туманом. А самолёты вражеские летят и ничего не видят», — делился ветеран.
Один из самых страшных моментов за всю войну — обстрел из миномёта. В это время проводили рекогносцировку местности, солдаты рыли глубокую и узкую траншею. «Это единственный раз, когда мы пришли на рекогносцировку, и кто-то из наших же имел с собой бинокль и стал смотреть немцев. И вдруг с другой стороны траншеи такой минометный град пошёл, что я не знаю, как все уцелели, никто не пострадал. Это был страшный день. Я плюхнулся в траншею и думал: всё, конец», — вспоминал Николай Иванович.
Но помимо всех ужасов случались и светлые моменты. Например, взаимные чувства с медсестрой Викторией Кичеровой. Однако «война есть война» — после расформирования батальона молодые люди больше не виделись.
Пожалуй, одно из самых ярких воспоминаний, которым поделился ветеран, — это память о Дне Победы. Накануне Николай Иванович прибыл в распоряжение штаба армии — ему дали задание разместить взвод и ждать следующего утра. Ночью командир решил проверить, не спят ли солдаты на посту.
«И вот в этот период времени со штабной машины выскакивает молодой парнишка и кричит: „Сталин сказал — Победа!“, — с радостью рассказывал ветеран. — И давай стрелять с автомата наверх. А потом опять: „Сталин сказал — Победа!“ А тут же рядом разведрота — проснулись, выскакивают, кто из чего стреляет — кто из пистолета, и кричат „Ура!“, и целуются, и обнимаются! Это — неописуемая штука!»
Нина Петровна Демешева — особая героиня в этом материале. Она единственная из всех ветеранов, которые рассказывали свои истории в 2010 году, отпразднует 75-летие Победы. При этом она ведёт активный образ жизни, занимается просветительской деятельностью, много общается с молодёжью и журналистами.
Сейчас Нине Петровне 97 с половиной лет. «В чём секрет долголетия? Любовь. Я люблю людей, люблю животных очень, люблю растения. Я всех люблю, не делаю никому зла», — объясняет женщина. При этом в интернете часто сомневаются в том, что она ветеран — думают, что родилась уже после войны. Поддерживать такую форму позволяют активная военно-патриотическая работа и общение с подрастающим поколением. «Я своих лет не чувствую, и молодёжь, когда слушает меня, тоже их не ощущает», — смеётся фронтовик.
Нина Петровна внимательно следит за ситуацией в мире, особенно за распространением коронавируса, ведь сама была медсестрой. «Сейчас такой острый момент, что медиков можно приравнять [как к участию] в войне. Потому что они тоже рискуют жизнью своей, всё отдают, чтобы только поставить на ноги людей», — объясняет женщина. При этом она не понимает тех, кто отказывается работать в это сложное время. «Во время войны никто не уходил. Но мы были воспитаны так, в высшей степени патриотизма», — подчёркивает она.
Из-за коронавируса так же перенесли празднования 75-й годовщины Победы. «Парад Победы — это великий праздник, великий», — говорит Нина Петровна. По её признанию, когда с репетицией пролетали самолёты, она вышла на балкон и её «аж трясло, слёзы выступили на глазах». Как отмечает женщина, все ветераны с нетерпением будут ждать парад, когда ситуация улучшится.
«Я с детского сада веду активный образ жизни, наверное, поэтому и не старею. Единственное, что подводит — это колени. Потому что много отплясала, много отшагала, моим ногам досталось», — со светлой грустью заключает Нина Петровна.