Сквозь века
Большинство учёных считают, что Куршская коса появилась шесть-семь тысяч лет назад. Вплоть до XII века она была не песчаной полосой, а цепью больших и малых островов, разделённых проливами. На пляжах возникали дюнные холмы и глубокие долины, покрытые первозданным лесом, проливы были полны рыбой, а море выбрасывало на берег янтарь. Нестабильный ландшафт сильно влиял на заселение территории и формировал особый характер людей, которые решались здесь обосноваться.
Люди пришли в песчаные долины Куршской косы в конце третьего тысячелетия до н. э. Они селились на берегах возле проливов, которые соединяли море с заливом. Первых обитателей косы относят к представителям жуцевской культуры. Их основным занятием был рыбный промысел: здесь ловили щуку, судака, окуня и лосося.
На старых картах Куршской косы указано 12 сезонных поселений, которые располагались в южной части косы. Учёные предполагают, что люди жили там от двух недель до полугода. Вероятно, они обосновывались здесь на время, удобное для рыбной ловли. И только поселение на месте современной литовской Ниды вело оседлый образ жизни.
Фото предоставлено ФГБУ «Национальный парк «Куршская коса»
К концу второго тысячелетия до н. э. людей на косе стало значительно меньше. Учёные считают, что тогда территория утратила свои пищевые и защитные ресурсы. Вероятно, это связано с хозяйственной деятельностью человека и изменениями климата.
Пруссы, проживающие на территории Самбии, избегали поселений в замкнутых пространствах из-за сложности обороны в таких местах. Однако на рубеже первого-второго тысячелетий н. э. на Куршской косе поселилось западнобалтское племя куршей.
К XIII веку Куршская коса, согласно немецким хроникам, уже представляла собой непрерывную полосу суши. Полуостров приобрёл большое военное и стратегическое значение (это случилось после того, как два ордена — Тевтонский и Ливонский — объединились). Тогда же территорию захватили тевтонские рыцари. Получив статус военного тракта, Куршская коса стала связующим звеном между замками Кёнигсберг и Мемельбург (ныне — Клайпеда). В этот период на косе строят замки Росситтен (посёлок Рыбачий) и Нойхауз (в районе современного посёлка Морское).
Строительство замков на Куршской косе послужило стимулом для нового массового заселения территории. Жителями становились крестьяне из Германии и рыбаки с современного латвийского взморья (Курземе). Колонисты селились рядом с замками и осваивали новые земли: они расчищали от леса пашни и пастбища, строили крепости, дороги, трактиры и деревни.
Новые жители занимались рыболовством, охотой и бортничеством (собиранием мёда диких пчёл). После заключения мирного договора замки Куршской косы потеряли своё военное значение и пришли в упадок.
Песчаная катастрофа
В XV веке на Куршскую косу от военных повинностей и притеснений Ливонского ордена бежали куршиники (люди из страны куршей). Так что с начала века численность людей на полуострове стала увеличиваться, появились постоянные поселения, в которых жили немцы и куршиники. Первые — представители власти: инспекторы, пасторы, почтмейстеры. Вторые — простые рыбаки.
В XV веке Орденское государство стало активно поставлять древесину в Западную Европу. Спрос вырос и на местных землях: здесь строили замки, дома, оборонительные укрепления. В 1525 году появилось Прусское герцогство. Новая власть открыла путь для купцов и предпринимателей, которые привлекали капиталы и привозили новые технологии. Одним из ресурсов для экономического роста стала древесина.
Многие века Куршскую косу защищал лес: песок, который останавливали деревья, скапливался на берегу — и образовывались передовые дюны. Таким образом соблюдался приходно-расходный баланс. Однако человек нарушил эту гармонию природы, и массы песка стали передуваться с передовых дюн в сторону залива.
От густых зелёных насаждений полуострова остались только Заркаусский лес, небольшой участок под Нидденом и сильно пострадавший Шварцортский лес. К началу XIX века экологическая ситуация на Куршской косе оказалась критической. Наступила песчаная катастрофа. Многие постройки — дома, дороги, руины замков — оказались погребены песками странствующих дюн.
Исправление ошибок
Власти Восточной Пруссии не спешили решать проблему опустынивания полуострова — было невыгодно. В 1830 году Куршская коса потеряла статус почтового тракта: после строительства дороги у восточного берега Куршского залива сообщение установили через Тильзит (ныне — Советск). Об укреплении странствующих дюн задумались, когда пески вызвали обмеление судоходного пролива и Мемельского канала.
Леса начали восстанавливать с середины XIX века. Основным материалом стала сосна горная: она не подвержена ветровалам. Примером лесовосстановления послужила Вислинская коса. Сначала последствия песчаной катастрофы начали устранять там.
«В Восточной Пруссии Куршская, Хельская и Вислинская (или Балтийская) косы составляли единый природный комплекс. На карте видно, как берег в широтном протяжении переходит в берег меридиональный, то есть получается такой прямой угол. И этот прямой угол за счёт кос выравнивается, нет ничего резкого. Природа не любит острых углов. Берег плавно переходит через эти косы. Поскольку немецкое освоение начиналось с запада, то косы Хель, Куршская и Вислинская (Балтийская) осваивались постепенно: сначала одна, потом другая, потом третья. Поэтому все процессы борьбы с песчаной катастрофой начались там, потом переходили на Куршскую косу. И даже специалисты переезжали потом сюда», — рассказывает житель Куршской косы и специалист по лесному хозяйству нацпарка «Куршская коса» Олег Рыльков.
Работы по устранению последствий песчаной катастрофы вели в двух направлениях. Сначала со стороны морского пляжа требовалось создать защитный песчаный вал — авандюну, а потом закрепить пески высоких дюн. Подробнее об экологии Куршской косы Калининград.Ru расскажет в следующих материалах.
Когда начались работы по преодолению последствий песчаной катастрофы, на Куршской косе появились специальные службы — лесная, егерская и дюнная. На косе организовали заповедные территории. Восстановление леса прервала Первая мировая война, и после неё посадки практически прекратились. Однако работы по реконструкции защитного дюнного вала продолжались вплоть до Второй мировой.
Население Куршской косы жило бедно. Рыбалка не всегда была прибыльным делом, возникали различные трудности, например отсутствие спроса. На «материке» таких проблем не возникало: ведь жители могли прокормиться за счёт подсобного хозяйства.
«Росситтен — так назывался Рыбачий до войны — был единственным посёлком, где рыбаки могли иметь земельные наделы. В Заркау (Лесном) и Пеллкоппене (Морском) имелись какие-то наделы, конечно, картошку сажали, но реальным сельским хозяйством можно было заниматься только в Рыбачьем. Раньше земля нарезалась на наделы. Сколько наделов нарезали, столько хозяев может проживать в этом посёлке. Хозяева участков брали себе работников, но эти работники не могли прирезать себе где-то кусочек, где-то пристроиться», — комментирует Олег Рыльков.
В Рыбачьем жило больше немцев, которые могли перепродавать сельхознаделы или сдавать их в аренду. В двух других посёлках обитало больше куршей. Жители Лесного из-за песчаной катастрофы лишились домов — и им пришлось стать кочевниками почти на полвека. Отдельные сложности возникали и с рыбалкой.
Фото предоставлено ФГБУ «Национальный парк «Куршская коса»
«Весь залив, как и все земельные участки, были разбиты на наделы. У каждого рыбака был свой надел или какая-то область. Рыбак не мог ловить там, где ему захотелось, а только там, где был его рыбный участок. Это положение строго контролировали рыбинспекторы», — рассказывает Рыльков.
Жители Куршской косы пытались выбраться из бедности. Рыбаки расселялись вплоть до нынешнего Пионерского — раньше он назывался Нойкурен в знак о поселении куршей. Но решались на такой шаг немногие.
«Рыбаку от родителей достался какой-то дом, лодка. Куда уходить? В Пруссии всё нормировано, все земли распределены. Может, ты хочешь поменять место жительства, но ты должен иметь какую-то сумму денег, чтобы купить себе надел в другом месте. А деньги откуда? Поэтому желание — это одно, а возможности — это другое», — подчёркивает специалист нацпарка.
К началу XX века у местных жителей появился новый способ заработка. Подросли рукотворные леса, и Куршская коса стала привлекательным местом для отдыха. В 1909 году здесь отстроили дорогу с твёрдым покрытием. В курортный сезон между Кранцем и Мемелем, Лабиау и Тильзитом ежедневно курсировали паромы, которые заходили в посёлки Куршской косы. На полуострове стали появляться каменные дома — гостиницы, пансионаты, летние коттеджи. И постепенно благосостояние жителей косы улучшилось.
Новая жизнь
Красная армия пришла на берега Куршского залива в конце января 1945 года. При отступлении сапёры вермахта уничтожили инфраструктуру полуострова: взорвали маяк, рыбзавод, электростанцию. 1 февраля немцы сдали Пиллкоппен без сражения. И вскоре территория стала частью Советского Союза.
После 1945 года на Куршской косе (до 1985-го — Курской) началась другая жизнь с новыми людьми. В первую очередь сюда вербовали специалистов из «рыбных» регионов: Псковской, Смоленской, Астраханской, Архангельской, Новгородской и других областей. Некоторые деревни переселяли почти полным составом: лишённые крова люди уезжали в новый край в надежде на новую жизнь. Однако кто-то не выдерживал сложностей и возвращался на родину.
«Чтобы выполнить план, вербовщики расписывали, что вы приедете и будете жить в немецких домах со всей обстановкой. И люди уже такую картину себе воображали. А приехали — и действительность была гораздо более серая. Надо было тяжело работать, от многого отказываться, да и город был далеко. Поэтому уезжали», — объясняет сотрудник нацпарка Олег Рыльков. Но для многих именно Куршская коса стала настоящим домом. «У переселенцев была работа, их основная рыбацкая профессия, здесь они могли себя предложить», — подчёркивает специалист.
Фото из фондов Калининградского областного историко-художественного музея
«Очень интересно бабушка рассказывала. Их загрузили на баржи, и они по заливу плыли. „Ой, говорит, — а куда же нас везут — одни сельскохозяйственные поля. Мы же ведь рыбной ловлей занимались, мы же не выращивали хлеб“. Когда приехали, всё поняли — это были песчаные дюны, а не поля. А так они были просто напуганы, что их обманули, везут не туда, куда надо», — вспоминает жительница посёлка Рыбачьего, старший государственный инспектор национального парка «Куршская коса» Галина Николаевна Костенкова. Её бабушка переехала в посёлок Морское в 1948 году с пятью детьми из Псковской области. Родители Галины Николаевны, как и она сама, всю жизнь проработали в лесхозе.
Первое время переселенцы жили бок о бок с оставшимися немцами. Те обучали тонкостям рыбной ловли на баркасах, дети посменно ходили в одну школу. Наладить совместный быт помог не только общий промысел, но и схожесть менталитетов: у рыбаков из разных стран оказались близки традиции и обычаи. Но были и проблемы. «Переселенцы в своих областях ловили на озёрах рыбу одним методом, а здесь был огромный водоём. И те методы, которым они были обучены и которые знали, здесь были вообще неприменимы. Приходилось переучиваться у немцев, у литовцев», — объясняет Рыльков.
При этом у немцев с косы, кубанцев и псковичей были и общие черты. Например, из-за специфики основного промысла совпадали любимые цвета — все оттенки голубого и синего. Ими выделяли наличники и декор домов. «Когда наши приехали, они увидели, что здесь примерно такие же деревянные дома, примерно всё то же самое. Единственное, в быту отличалось, что всё-таки у них уже была канализация и туалеты, это был такой бонус», — рассказывает сотрудница ДК в посёлке Рыбачьем Ольга Тронникова. Её бабушка и дедушка переехали на Куршскую косу в 1940-х и остались здесь на всю жизнь.
Главной проблемой, с которой столкнулись переселенцы в первые годы, стал голод. Работали без зарплаты за трудодни, а всю рыбу сдавали в колхоз, кроме самой мелкой — ерша. «Этого ерша целыми горшками парили и ели. Вот так и выживали», — констатирует Галина Николаевна Костенкова.
Фото из архива семьи Тронниковых
«Ерша вообще сложно есть — это очень мелкая рыба и достаточно специфичная. Поэтому бабушка придумала делать котлеты. Она сначала высушивала рыбу, потом перемалывала её в муку, вмешивала яйцо и всё остальное — и получались такие рыбные котлеты», — рассказывает Ольга Тронникова.
Положиться на подсобное хозяйство, как в других районах области, в первое время не получалось. Переселенцы изначально везли с собой мало вещей, тем более скота. Приехавшие чуть позже кубанцы взяли с собой коров — только те вскоре умерли. «Это были степные коровы. У них другой рацион питания: сухая степная трава. А здесь очень большая влажность, другие более влажные корма. То есть животные не могли приспособиться и нужно было их у местных приобретать», — поясняет Рыльков.
За коровами ходили на литовскую часть Куршской косы, также скот выделяло государство. Но для животных нужно было сено, с которым в этой местности также возникали проблемы. «Сено заготавливать нелегко. Сначала его нужно высушить, а если дожди, надо собрать в стог, накрыть. Дождь прошёл, земля высохла, тогда можно опять растрясти. Иногда приходилось очень много раз повторять эту операцию, потому что погода у нас не всегда позволяет просушить сено. Сейчас, может быть, это проще, потому что появились механические косилки-ворошилки. А раньше всё это приходилось делать вручную, и это был такой тяжёлый труд», — подчёркивает Олег Рыльков.
Фото из архива Тамары Ивановны Иванцовой
«В Морском нету полей, чтобы заготовить сено, мужчины ездили на полесскую сторону, через залив. Везли его на спаренных баркасах. И все — женщины и дети — на поляне встречают их, как праздник какой-то. И это сено начинают делить по дворам, это что-то общественное. Такой вот праздник, что твоя коровка не останется без сена. Ты будешь с молоком, значит, жизнь продолжается», — вспоминает Галина Николаевна.
Хорошим подспорьем для первых переселенцев стали грибы. В лесах Куршской косы их собирали огромными мешками — блестящие маслята, многочисленные опята, благородные белые. В Морском и Рыбачьем от немцев остались две грибоварни: местные сдавали лесной улов на переработку. После грибы отправляли на судах в большую Россию. Оставшееся могли продавать на рынке — бочка уходила за 30 минут.
«Вот, допустим, если ты вырастишь бычка, то получишь за него 500 рублей. А в сезон меньше, чем за месяц эти же 500 на грибах заработаешь. А за бычком надо ходить, растить… Грибов было столько много! Мне никуда ходить не надо было, со школы пришла — вот дом, вот лес. Я на горочку поднялась, собрала, себе на ириски заработала», — улыбается Галина Николаевна. После закрытия переработки в 90-е годы местные ещё некоторое время продавали грибы в Литву.
Традиции места
В первые послевоенные годы население Куршской косы условно делилось на две группы: громких кубанцев и спокойных псковичей. Часть жителей придерживалась старообрядческой веры.
«Ребята из Пскова, скобари, как правило, не дружили с кубанцами. Потому что немного разный менталитет и разный темперамент: одни горячие, другие совершенно спокойные, хладнокровные и трудолюбивые. Такое смешение изначально создало проблему, людям было сложно общаться. Вроде одна работа, одна и задача, и они в принципе дружно всё это делали, но разный подход и разное мировосприятие. Я думаю, что именно это повлекло здесь некоторые проблемы в бытовой жизни. На работе это особо не отражалось: и те, и другие достаточно трудолюбивые», — рассказывает Ольга Тронникова.
Различия проявлялись, например, в том, как отмечали праздники. Псковичи обычно устраивали тихие посиделки с традиционными печальными песнями. «Кубанцы более задорные, более яркие, у них всё весело и громогласно», — объясняет Ольга.
Фото из архива Тамары Ивановны Иванцовой
Но несмотря на различия, люди сплотились, чтобы преодолеть трудности послевоенных лет. Многие отмечают особую поддержку и общность местных жителей: здесь никогда не закрывали дома на замок и вместе заботились о подрастающем поколении. «Куда бы ты ни зашёл, тебя никогда оттуда не отпустят, пока ты не покушаешь. Пришли к нам во двор, мы играем у бабушки, значит, для всех хлебосольный стол», — вспоминает Галина Николаевна Костенкова.
Ольга Троннинкова — артистичная и эффектная молодая женщина — потомок скобарей. «Это те самые люди, которых Пётр Первый хвалил за их покладистость и трудолюбие», — говорит она. Бабушка и дедушка Ольги — Иван Васильевич и Анна Николаевна Тронниковы — родились на реке Волхов. Детьми их забрали в немецкий плен, а когда они вернулись на родину, то от деревни ничего не осталось. И в числе первых переселенцев они перебрались на Куршскую косу. Познакомились молодые люди уже в посёлке Морское.
Иван Васильевич и Анна Николаевна Тронниковы. Фото из семейного архива
«Это был достаточно поздний брак для того времени. На тот момент дедушке было 27, а бабушке — 24. Они практично к этому делу подходили. По их рассказам, не было такого, что встретились, влюбились и всё — бабочки и розовые сердечки. Нет. Дедушка говорил: „Я посмотрел на неё, она показалась очень уверенной и серьёзной женщиной. Я из всех выбрал её, потому что она самая лучшая, самая хозяйственная“», — рассказывает Ольга.
С холодной головой к браку подходили многие переселенцы. Интересно, что такой подход применяли и немцы. На Куршской косе практически не было пастбищ для заготовки сена, так что невест старались выбирать с материковой части — и использовать землю их семей. Кроме того, это позволяло избежать кровосмешения.
До середины 60-х годов на Куршской косе не было асфальтированной дороги. Так что для оформления брака молодым людям пришлось пройти более десяти километров до Рыбачьего. Несмотря на такие неудобства, выглядеть хотелось хорошо: и Анна Николаевна взяла у знакомой туфли на небольшом каблучке. Вскоре идти стало тяжело, но целеустремлённый будущий супруг этого не замечал.
«Думала: „Когда же он уже предложит меня понести или любые другие варианты“. Она уже говорит: „Ваня, давай просто полежим“. А он такой: „Нюра, не до этого, надо сначала расписаться“. То есть она ему про одно, что она устала уже, у неё ноги болят, а он — подожди, надо сначала расписаться, а потом будем уже лежать», — со смехом пересказывает Ольга.
Иван Васильевич и Анна Николаевна потом перебрались в Рыбачий и прожили вместе больше 60 лет. Мужчина был почётным колхозником, пользовался уважением на Куршской косе. Талантливый механик, он восстановил два немецких судна с уникальными двигателями. В советское время их переименовали в «Карп» и «Омут». Сейчас от них осталась только одна отпиленная мачта.
Фото из архива семьи Тронниковых
«Бабушка с дедушкой были малолетними узниками и пережили достаточно тяжёлые ситуации, о которых они нам рассказывали очень много и подробно. Но слава богу, они не потеряли бодрость духа. Они не были грустными или вялыми. Я думаю, именно некий трудоголизм спас людей в таких тяжёлых ситуациях. И позитивное отношение к жизни. Этому они научили и нас», — отмечает Ольга Тронникова.
Сама она с гордостью представляется как дочь рыбака. Отучилась на биолога в Калининграде, вернулась в Рыбачий, но в основном работала с подрастающим поколением: в детском саду, а сейчас в доме культуры. На базе полевого стационара «Фрингилла» изучала особенности природы на Куршской косе. Сейчас старшая дочь работает стюардессой в Москве, а младшая учится в школе.
Ольга Тронникова
В советское время на Куршской косе стали складываться свои новые традиции. По воспоминаниям Галины Николаевны Костенковой, в Морском была настоящая «русская душа». Здесь по-особому встречали мужчин-рыбаков: к вечеру женщины заканчивали с домашними делами, надевали нарядные фартук и косынку и шли к причалу. «И это мне с детства запомнилось: идут мужчины, такие мощные, могучие, настоящие мужики, и вот эти женщины. Их отношения даже на картинах запечатлены, которые писали про этот посёлок, очень много писали. Это семья, это любовь», — вспоминает женщина.
«Целый день все работали, а вечером в Морском собирались на перекрёстке четырёх дорог — называлось это „кресты“. Там были скамеечки, приходил гармонист играть. Кто-то поёт, танцует, кто-то играет в домино, кто-то в карты. Всё это рядом, и все дети рядом. Люди уставали, работали, а вечером собирались и отдыхали», — рассказывает Галина Николаевна.
На Куршской косе любили заниматься творчеством, в Рыбачьем был хор, который гастролировал не только по стране, но и за границей. В советское время центром культурной жизни считался клуб в Морском: в него приходили не только из соседних посёлков, но и из литовской Ниды. И все вместе танцевали и веселились.
Фото из архива Тамары Ивановны Иванцовой
«Морское такой посёлок: в каждый двор ни зайди — всё очень просто, но очень чисто во дворе, в доме всегда чистота. У меня вот бабушка была фанаткой чистоты. Каждый раз к Пасхе всё побелено, всё проклеено, всё вымыто, всё выстирано, нигде ни пылинки — ничего. Заходишь — чистота. И там все такие женщины в основном были. Они сохранили свой русский дух», — подчёркивает женщина.
Первые 20 лет посёлки Куршской косы были крайне автономны из-за логистических сложностей: 40 километров грунтовой дороги не позволяли пустить общественный транспорт до Зеленоградска. До середины 60-х в Рыбачьем действовала больница с родильным отделением. На косе были собственные пекарни с местным хлебом, школы, магазинчики.
«Практически все держали свиней, птиц и коров. Свинью забивали с наступлением холодов. У немцев такая же система была. В магазине покупали только соль, спички, предметы первой необходимости. Люди были полностью на самообеспечении. Сейчас, если что-то случится, людей надо будет обеспечивать, они уже отвыкли от такого», — считает Олег Рыльков.
Местные жители тесно общались с литовцами: часто ходили в магазины в Ниду за товарами, которые было не достать на этой стороне косы. Но и соседи, у которых тоже все работали в основном в лесхозе и рыбхозе, приезжали в русские посёлки.
Фото из архива Тамары Ивановны Иванцовой
«Они собирали шишки и привозили к нам их сушить, потом забирали семена, чтобы посеять. У них не было шишкосушилки, а у нас уже была. Все очень дружно жили. Рыбаки рыбачили вместе, никакой территории не делили. Они рыбачили в нашей акватории, наши туда ходили, залив ведь общий. Бывало, у нас даже посадочного материала не хватало, а у них был лишний. Главный бухгалтер и директор сели на трактор, в прицеп и поехали за посадочным материалом», — вспоминает Галина Николаевна.
После появления асфальтированной дороги у посёлков стало меньше автономии. А вскоре на косе начали строить турбазы. На территорию пустили рейсовые автобусы, потянулись тысячи туристов. Лесные пожары, истоптанные дюны — всё это стало новой реальностью закрытой раньше косы. В 1968 году власти приняли решение построить контрольно-пропускной пункт, чтобы ограничить поток людей. Подробнее о туристической стороне жизни редакция Калининград.Ru расскажет в следующих частях спецпроекта.
В конце 60-х — начале 70-х на Куршской косе началось активное строительство. Появилось новое здание школы в Рыбачьем, детский сад, стадион, дом культуры с библиотекой, современное жильё, рыбколхоз проводил новые коммуникации, асфальтировал дороги и возводил очистные сооружения. В 70-е годы в Рыбачьем открыли филиал галантерейной фабрики, которая вскоре стала трикотажным цехом. На ней трудились местные женщины до середины 90-х.
В 80-е годы на косу стали массово переезжать из других регионов. Рыбхозу-миллионеру требовались самые разные сотрудники: рыбаки, механизаторы, трактористы, электрики, сварщики, бухгалтеры. Специалистов искали в тех же регионах, откуда приехали первые переселенцы, зачастую среди их родственников.
Жизнь Куршской косы в советский период строилась вокруг лесхоза и рыбхоза. То, какие люди там работали и каких успехов добились предприятия, требует более детального рассказа.
Градообразующее предприятие
Летом 2022 года в посёлке Рыбачьем появился указатель — табличка с направлением к «Музею рыбака». Новая туристическая точка находится недалеко от залива в гаражах рыбколхоза «Труженик моря». В помещении, которое много лет использовали как склад запчастей, теперь хранится история некогда градообразующего предприятия всей Куршской косы.
«О, вот это ко мне русалки попали!» — улыбается мужчина в форменном морском свитере. Это Александр Сизов — потомственный рыбак и основатель музея. Он берёт несколько поленьев из пока не сложенной стопки во дворе и приглашает внутрь.
В просторном гараже потрескивает печка, ей вторят рок-хиты из магнитофона. На стенах развешены карты, сети, спасательные жилеты и архивные фотографии. На них, конечно, хвастаются во-о-от такой пойманной рыбой. Стройными рядами расставлены вёсла и сачки; по разным сторонам разместились отреставрированные сани для зимней рыбалки, а рядом с печкой — настоящий станок для штамповки даты на консервных банках.
Александр Сизов
«Дед мой сюда переехал, когда начали создавать колхозы. Председатели ездили и смотрели, кто понимает в этом ремесле. Несколько таких знающих семей из Ниды сюда перевезли, переманили, так скажем. Вот с тех пор наш род и пошёл здесь», — рассказывает Александр.
Изначально на Куршскую косу переселяли именно из рыбных регионов. С 1945 по 1947 год промысел на побережье Куршского залива находился под контролем Балтгосрыбтреста. В 1946 году на новую территорию направили 210 парусно-гребных и самоходных судов, а также малых тральщиков. Из-за такого количества залив быстро истощился. Тогда стихийный промысел остановили, несмотря на потребности страны в рыбной продукции.
В 1947 году Совет министров СССР принял постановление о переселении 700 семей из Поволжья, верховьев Волги и Новгородской области. Согласно документам, переехало только 200, из них 50 в Морское и 150 — в Рыбачий и Лесное. Первый рыболовецкий колхоз на Куршской косе — «Путь к коммунизму» — появился в Морском в 1947 году. Тогда же в Лесном открыли «Труженик моря». Спустя год в Рыбачьем организовали колхоз «Заря Кубани».
Фото из семейного архива Александра Сизова
В колхозах не хватало профессионалов, так что за специалистами отправились на литовскую часть Куршской косы, в Ниду. Несколько семей — помимо Сизовых, это были Тумановы, Бульбовы, Шметковы, Персеяновы — не только подняли промысел, но и заложили целые рыбацкие династии.
«Первые годы мой дед ходил с немцем, работал в Куршском заливе на большой лодке под парусом, она называлась „Куренас“. Не так тяжело было работать на снастях, как управлять этим судном. Там киль 200 килограммов, с одного борта на другой перекидывать приходилось», — отмечает Александр.
Среди первых переселенцев были и молодые девушки. Они стали основой для женской рыболовецкой бригады. Под управлением опытного бригадира выходили в залив и днём, и ночью, латали сети, ставили неводы даже в зимнюю стужу. В день девчонки — некоторым было всего 16 лет — перетаскивали на носилках с лодок в приёмный пункт по 30 тонн салаки. Именно женская бригада поднимала колхоз «Заря Кубани». Девушки не только ловили рыбу, но и шкурили, а затем засаливали её на зиму.
Фото из фондов Калининградского областного историко-художественного музея
«Бабушка моя, Анна Ивановна, была рыбачкой. В те годы на этих территориях ещё оставались немцы, но их немного было. Они обучали новых жителей рыбной ловле. Были немецкие баркасы, очень большие, их надо было освоить и понять, как с ними работать. И что такое женщины в бригаде и один мужчина? Это очень тяжёлый труд. Поэтому да, первые были немецкие инструкторы, они оставались, обучали этому промыслу. Но потом, конечно, они уехали», — вспоминает местная жительница Галина Костенкова.
Труд рыбака — всегда большой риск. Во время становления колхозов произошла одна из самых крупных трагедий на Куршской косе — сейчас уже многими забытая. «В 1948 году на День комсомола вышла комсомольская бригада — мальчишки по 17 лет, некоторые даже младше. C ними был опытный бригадир, который прошёл всю войну, и ещё одна женщина. В заливе их настиг шторм, женщину они спасли, а сами все утонули, вся бригада. И столько уже лет прошло — да и никто не помнит этого. У меня дядька среди них был, старший бабушкин сын. Ему тогда только 17 лет стукнуло. Это такая трагедия была! Всю войну детей провела, нигде не потеряла, а вот здесь такая беда», — рассказывает Галина Костенкова.
Расцвет промысла пришёлся на 60-80-е годы. К концу 70-х рыбколхозы объединили в один — «Труженик моря» с правлением в Рыбачьем. К этому времени колхоз стал миллионером, а рыбаки всё чаще стали выходить за пределы Калининградской области. Рыбу добывали в Баренцевом и Северном морях, в юго-восточной Атлантике у берегов Африки, 90% международного улова приходилось на Анголу.
Фото из семейного архива Александра Сизова
«У нас же колхоз был большой, несколько бригад, 28 судов. Малый тоннаж ходил по Балтийскому морю в сторону Питера, а вот средний — по всему миру. Северное море, Африка, везде ходил. Но в девяностые всё стало разваливаться: в один год семь судов арестовали за границей, моряков еле вернули назад. В Африке, в Сенегале всё это произошло. Я когда пришёл, осталось ещё два судна, а теперь вообще нет, одно было в аренде, только там ходило, и всё. У нас теперь в колхозе и рыбаков мало, и только прибрежным ловом здесь на Куршском заливе занимаются», — вздыхает Александр.
Доходы колхоза в советское время постоянно росли. «Труженик моря» построил новые жилые дома, запустил рыбообрабатывающий комплекс. Много внимания уделяли культуре: создали киностудию «Куршфильм», художникам заказывали портреты рыбаков, а Драмтеатр за сезон давал несколько спектаклей на косе.
«Хоть сейчас и вдалбливают, что плохо было, но дружно жили, было хорошо при Советском Союзе. Рыбака поощряли каждый год. Рыбаки ездили в санаторий в Литву, в Друскининкай, туда отправляли постоянно рыбаков. Кто попроще — тех в Зеленоградск, в „Чайку“. Знаете, всё равно рыбаки получали намного больше. Они ходили в Пионерский или Мамоново, на Калининградском заливе тоже ловили салаку», — рассказывает Александр.
Фото из семейного архива Александра Сизова
Рыбаки никогда не были слишком зажиточными, но зарабатывали достойно. «В те времена рядовой бухгалтер получал 90 рублей. Зарплата рыбака могла за путину по 500-600 получиться, — вспоминает мужчина. — Тогда, конечно, была романтика. В советские времена „железный занавес”, никуда не выехать. А ты выйдешь, в чужом порту постоишь, увидишь что-то иностранное».
Сам Александр, несмотря на связь его семьи с «Тружеником моря», хотел стать поваром-кондитером. Но в 90-е годы не так просто было следовать за мечтой: родители (мама — бухгалтер, папа — военный) были стеснены в деньгах. После школы молодой человек два года отслужил в армии и в 1996 году вернулся в родной посёлок. И тогда дядя-рыбак взял его в промысел.
«Поначалу я не хотел, как-то страшно было, рыбаки в холодный ветер выходят. Знаете, детское такое было: „Не дай бог утонешь“. А я вообще плавать-то не умею, пять метров проплыву — и всё», — признаётся Александр. Но уже 26 лет он в профессии, дошёл до бригадира, а сейчас трудится на должности обычного рыбака — и собирает историю промысла в своём музее.
«Поначалу тяжеловато было, это же всё-таки вынужденное решение. Но со временем это стало частью моей жизни, и я уже как-то не представляю, что бы я без этого всего делал. В залив долго не ходишь, скучаешь — надо идти. Там уже под конец думаешь, что скорее бы уже на берег вернуться, отдохнуть», — рассказывает Александр.
Сейчас рыбаки занимаются только прибрежным ловом — выходят не дальше 30 километров. Вылавливают в основном пресноводные виды: леща, судака, плотву, чехонь, окуня, налима, жереха, щуку, карася. Иногда встречаются корюшка и лосось, в последнее время стала часто заходить камбала. Если раньше в колхозе был свой перерабатывающий комплекс и даже налаженный выпуск консервов, то теперь улов сдают на дальнейшую реализацию. За килограмм судака получают 30 рублей, за леща — не больше 14.
«Работаем мы всего полгода: весенняя путина и осенняя. Мы зависим ото льда, чем раньше лёд сойдёт, тем мы быстрее выйдем. Это хорошо, когда ловишь много, в месяц тысяч 40 получишь. Когда мы не ловим летом и зимой, нам в месяц по пять тысяч рублей дают, чтобы с голода не умерли. И то, мне кажется, на такие деньги коньки откинуть можно. Ну вот выживаем как можем», — разводит руками, по-рокерски усыпанными кольцами-печатками, Александр.
Сейчас в «Труженике моря» осталось 19 рыбаков, в основном сверстников Александра. Старожилы уже вышли на пенсию, а молодёжь не прибавляется. Виновата в этом не только скромная зарплата, но и квартирный вопрос: в Рыбачьем негде жить новым работникам. А из других населённых пунктов добираться сложно — часто на путину выходят в пять-шесть утра.
Чтобы подзаработать, рыбаки летом катают туристов на катерах. Александр же собрал внушительную коллекцию вещей, рассказывающих о его промысле, и открыл музей. «Так-то, в принципе, это не ради наживы, а просто несу культуру в массы», — подчёркивает мужчина.
Пожалуй, самый интересный экспонат в музее — специальные ловушки для рыбы. Александр изготавливает их сам по старинной технологии. Готовая ловушка состоит из двух «бочек» и центрального пятиметрового крыла — «вентеря».
В обычной сетке рыба запутывается и сразу погибает, поэтому за ней приходится ходить каждый день. А в подобной ловушке она остаётся живой и плавает, как в аквариуме.
«Многие уже не знают, как правильно делать такие ловушки, потому что эти сетки на самом деле уникальные. Во-первых — это старинная технология, во-вторых — это технология экологичная. В какой-то момент перестали делать эти ловушки, а стали делать промышленные сети, наверное, из-за индустриализации и каких-то финансовых моментов. Смысл в том, что ловушки, которые делает Саша, изначально были здесь, ещё немцы ловили рыбу в такие. И такие же были на реке Волхов в Псковской губернии. Технология одна и та же. Просто, экономично, экологично и очень удобно», — объясняет одноклассница Александра Ольга Тронникова.
Специалист делает одну ловушку за день. У непрофессионала этот процесс может занять месяц. Раньше все рыбаки умели шить и чинить такие сети, сейчас же этим никто не занимается — получить прибыль с такого занятия очень сложно.
«Мне шить снасти как-то больше нравится, чем ходить в залив. Это очень кропотливое, очень тяжёлое занятие, это не каждому дано. Когда сетки делаешь, ты как маятник ходишь туда-сюда целыми днями. К концу дня ноги отваливаются или спина. Но для меня это как наркотик, я без этого не я. Если год что-то не поделаю, сам не свой, мне надо что-то делать, что-то шить. Как говорится, если бы платили, был бы большой заказ, много делать постоянно на потоке, я бы лучше на берегу сидел и работал, рыбалку бы уже бросил», — откровенничает мужчина.
Покидать родной посёлок Александр не намерен. Здесь он женился, обзавёлся семьёй: младшая дочка учится в школе, старшая переехала в Калининград и недавно родила девочку. «Так получилось: где родился, там и пригодился. Наша Куршская коса — такой нигде в мире нет. Дюны, барханы, как пустыня, лес и озёра — здесь что хочешь. Прирос, прикипел. Без своей родины никак. Как говорится, если только от большой беды куда-то уезжать», — заключает рыбак.
Спасатели леса
Первым переселенцам пришлось решать не только вопросы с пропитанием и бытом. После Второй мировой войны было важно остановить нашествие песка. С 1949 года специалисты Зеленоградского и Приморского лесничеств приступили к работам. В первую очередь восстанавливали земли на местах гарей и вырубок, через несколько лет начали закреплять пески дюн высокой гряды.
В 1957 году лесничества объединили в один Курский лесхоз. Из техники специалисты получили разбитую полуторку ГАЗ-51, на которой ездили и рабочие, и директор на совещания, гусеничный трактор ДТ-54, пару колёсных тракторов МТЗ-2 и три лошади. Но профессионалов это не пугало, и они приложили все силы, чтобы восстановить уникальную территорию.
Выдержка из книги «Куршская коса. Культурный ландшафт». Воспоминания директора лесхоза, первого директора нацпарка «Куршская коса» Галины Ивановны Фаевской.
«Работы по укреплению песка составляли по трудозатратам более половины всех работ лесхоза. Из горбыля колотили ажурные щиты метровой длины, которые устанавливали в виде клеток в прорывах авандюны. Это простые проверенные конструкции очень эффективно осаждали пески, и прорывы затягивались в течение одного-двух сезонов. В начале своего существования лесхоз имел огромный годовой план по посадке леса на дюнах — 90-120 гектаров, а питомники у нас тогда были маленькие, и саженцев нам часто не хватало. Приходилось обращаться за помощью в Литву, и литовцы нам в этом вопросе никогда не отказывали. Там мы брали однолетки сосны горной и обыкновенной, дуба и ели.
Саженцы-однолетки использовались нами потому, что они лучше приживались, но из-за медленного роста на бесплодных песках приходилось выдерживать большую густоту посадки: до 25 тысяч саженцев на гектар. Для надёжности приживания под каждый саженец вносилось около килограмма глины. За этим мы особенно следили. Но и рабочие тогда были очень добросовестные и сами старались положить глины по возможности побольше».
Опытные специалисты обучали молодёжь — так что следующее поколение сотрудников знало все тонкости работы с природой Куршской косы. Одним из самых значимых людей в профессии стала Галина Николаевна Костенкова — внучка первых переселенцев, чья семья неразрывно связана с лесом.
Галина Николаевна Костенкова. Фото предоставлено ФГБУ «Национальный парк «Куршская коса»
Бабушка Галины Николаевны — Анна Ивановна Суворова — переселилась на Куршскую косу из Псковской области в 1948 году. Она приехала в посёлок Морское вместе с пятью детьми (младшая родилась в 41-м). Супруг пропал без вести на фронте. Уже на косе женщина обрела новое счастье вместе с военным, приехавшим из Брянска.
«Бабушка никого из детей нигде не бросила, всех провела через войну. Это была мужественная сильная женщина, статная такая, работяжка. На огороде травинки нет, в доме пылинки нет — вот такая женщина, такие корни. У меня мамочка такая же. Это всё передаётся. Что заложено, так оно и будет. Как в семье заведено, так оно и будет», — подчёркивает Галина Николаевна.
Родители женщины трудились в лесхозе. После трёхмесячного декрета в 1956 году мама Галины Николаевны вернулась к работе: сцеживала молоко прямо между посадками леса и тут же возвращалась к обязанностям. Только такой преданностью к делу и можно объяснить, как специалистам удалось восстановить природу: на бедных песчаных почвах сосны распределяли через каждые 25 сантиметров.
«Это такой колоссальный труд, и всё вручную — надо принести глину, надо под каждый саженец положить килограмм глины и посадить туда это растение. Это же очень сложно, и такие площади большие, засаживались в основном такие места, которые были открыты», — комментирует специалист.
Фанатично предан делу был и отец Галины Николаевны. Мужчина по-особому любил природу Куршской косы и тонко её чувствовал. «Он вообще романтик. Он был влюблён в косу невероятно. Любил каждое растение! Восхищался всем, всё любил. Вот он идёт по лесу, на него смотришь — только картины писать с него, он до такой степени вдохновлённый человечек», — с теплом вспоминает женщина.
Любовь к природе передалась и Галине Николаевне. Она всю жизнь прожила в Рыбачьем, и с самого детства, как и другие дети, каждый день бегала в лес: собрать щавель, грибы, ягоды.
В начале 1970-х Галина Николаевна уехала учиться в техникум в Ленинград. Амбициозная девушка заявила родным, что никогда не вернётся на косу, будет работать лесником в Сибири. Но жизнь распорядилась иначе: родные места тянули назад.
Фото из архива Галины Николаевны Костенковой
В Куршский лесхоз Галина Николаевна пришла в 1984 году на должность пожарного сторожа, через четыре года стала лесничим (сейчас это государственный инспектор). В 2021 году она получила высшую награду Минприроды России «Почётный работник леса». Её муж тоже трудился в такой же должности, пока не вышел на пенсию. Сейчас Галина Николаевна руководит новыми посадками леса. На нескольких участках Куршской косы убрали старые пожароопасные деревья, на их месте высаживают молодняк.
«На этих участочках сажаем свой молодой листочек, который выращиваем в своих питомниках. Собираем шишку сами, перерабатываем и сеем её. У нас в Лесном один участочек и в Морском один участочек. Там мы выращиваем своих деток. То есть это не просто какие-то сосны, это потомки тех самых. Они устойчивые, они растут в этих условиях. Привозили мы другой посадочный материал ещё в восьмидесятые годы с Гвардейского лесхоза. Шикарные, толстые, хорошие однолетки — погибли. А наши воттакусенькие малюсечки, которых даже не видно, — шикарно растут, прекрасно себя чувствуют», — объясняет она.
Дети Галины Николаевны — дочь и сын — тоже работают в национальном парке. Всю семью объединяет любовь к родному месту. «Вот вывези меня в город, я сразу там умру. Я никогда в жизни в городе не жила и жить не смогу. Вот я приеду к подруге в Питер, погуляю там десять дней — и всё, и домой поехала. Я до такой степени соскучусь, что я готова целовать свою землю. Многие уезжают, хотят уюта, комфорта — но сейчас и в селе всё можно создать», — считает Галина Николаевна.
«Впереди дюны Эфа — зелёный океан. Полоса зелёного — это всё советский народ высадил. Она идёт ступенчато, и вот ступенчатость приближается к дюне, чтобы защитить её, закрыть. Я хожу и думаю: вот эти деревья мои родители сажали, здесь я сажала, а вот здесь мои дети. И в этом огромная преемственность», — заключает Галина Николаевна.