К проблеме исключенного третьего — 2

Эта старая шутка, некогда широко известная в технических вузах, на самом деле не шутка, а модель общественного восприятия некоторых сторон нашего бытия. Немного встречал я на своем веку людей, готовых признаться, что они не очень разбираются в политике, педагогике, журналистике… А в последнее время еще и в экономике с геополитикой!

И оставаться бы этому частным фактом личной биографии каждого, не бушуй у нас в стране демократия, кладущая в основу управления громкость крика и количество кричащих, а не содержание выкрикиваемого. Как еще восемьсот лет назад сказало одно очень известное лицо кавказской национальности (Шота Руставели): «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны…» Впрочем, это я о своем, о наболевшем…

Тем более что все вышесказанное имеет самое непосредственное отношение к оценке итогов деятельности предыдущей администрации вообще и прощального доклада Бооса в частности.

1

Еще древние римляне, разрабатывая основы современной криминалистики и юриспруденции, сформулировали один из принципов исследования любых процессов так: «“После того” — не значит “вследствие того”». Очевидная, казалось бы, мысль, а вот поди ж ты — большинство людей автоматически склонны считать, что если события следуют одно за одним, то между ними есть причинно-следственная связь. Справедливости ради следует заметить, что зачастую оная связь действительно есть, но только не прямая, а косвенная, например опосредованная или даже обратная, — и это должно бы в корне менять нашу оценку произошедшего. Но чаще всего не меняет, увы! А теперь — иллюстрация к этому сугубо теоретическому рассуждению.

Кто-нибудь помнит, когда началось первое серьезное охлаждение в отношениях между администрацией Бооса и населением региона? Ведь не секрет, что приход к нам московского руководителя столь высокого ранга, как ГВБ, большей частью калининградцев был воспринят на ура: от него ждали прорыва, надеялись на резкий поворот Москвы в сторону эксклава, на режим наибольшего благоприятствования со стороны федерального центра, на экономическое чудо, наконец. И Боос не подвел: пообещал оное чудо, заявив, что в течение десяти лет Калининград догонит соседей по уровню жизни. Люди поверили…

Это было тем более легко, что на фоне никакого Егорова Георгий Валентинович с его гитарой и мотоциклом, столичным шармом и острым ароматом близости к сильным мира сего выглядел пришельцем из другой, куда более благополучной жизни, к которой он и поведет за собой всех калининградцев. Короче, прилетел к нам волшебник в голубом звездолете, виват! Сдается, это было первой ошибкой новой администрации — надо полагать, и московское руководство, и ГВБ понимали реальные пределы возможного, и не стоило бы им допускать завышенных ожиданий.

Впрочем, отрезвление пришло быстро: менее года спустя, 10 января 2006 года, Госдума приняла новую редакцию закона «Об особой экономической зоне в Калининградской области», а 14-го, окончательно отпраздновав все что можно, похмельные калининградцы вышли на работу и оказались в совсем другой реальности. Если в старой редакции закон был направлен на развитие малого и среднего бизнеса и его льготы прямо или косвенно касались каждого второго работающего жителя региона, то новый текст делал режим ОЭЗ выгодным только для крупного капитала… Общество восприняло это как предательство! А поскольку администрация Бооса самым непосредственным образом участвовала в разработке новой редакции, то и с поисками того, кто именно предатель, сложности не было.

Более того: думаю, именно тогда, в январе 2006-го, окрепла и завоевала массы простая как мычание мысль о коварной и злобной Москве, только и ждущей момента, чтобы обобрать и без того небогатых калининградцев. Подспудно она существовала всегда, и не только на калининградщине, но вслух «А казачок-то засланный!» прозвучало именно в те дни.

И, между прочим, это, насчет казачка, было чистой правдой!

2

Когда мы говорим, что своя рубашка ближе ближнего, мы как-то не задумываемся, что это справедливо только для нас самих: у ближних тоже имеются свои рубашки. Применительно к Особой экономической зоне «Янтарь» эта мысль выглядела так: то, что мы изнутри воспринимали как возможности если не процветания, то экономической стабильности местного населения, снаружи, из России, смотрелось как «черная дыра», в которую со свистом улетали немалые государственные деньги.

Помнится, как раз при Егорове один московский корреспондент был буквально поражен тем, что при всем обилии такси в Калининграде практически нет их стоянок! Оказывается, калининградцы поголовно имеют мобильники и просто вызывают машины в любую точку города, не утруждая себя поисками ближайшего скопления машин с шашечками. Ничего себе — дотационный регион, прочно обосновавшийся на местах от 38 до 69 по большинству основных показателей развития!

Калининградцы даже не знали, что публикаций, подобных упомянутой, в центральной прессе были десятки. Внимание Москвы настойчиво обращали на то, что мы хотя и числимся среднебедным застойным регионом, но по уровню автомобилизации на душу населения (вместе с Дальним Востоком) — вторые в стране, а по количеству вводимого на ту же душу жилья — вполне соперничаем со столицей. И что хотя официальные доходы калининградцев минимум на треть ниже московских, но по количеству бутиков на одну покупательскую единицу и по уровню цен на продовольствие мы ничуть федеральному центру не уступаем.

Вывод из всего этого следовал один: теневые доходы калининградцев по крайней мере равны их официальным доходам — и все благодаря возможностям, которые предоставляет закон об ОЭЗ.

Но это еще полбеды, ибо у большинства россиян с государством заключен пакт о ненападении: оно не слишком мешает гражданам обогащаться любыми доступными способами, а граждане, в свою очередь, не слишком шумят, когда государство делает то же самое.

Гораздо хуже (с точки зрения Москвы) было то, что Калининград (менее одного процента населения страны!) очень скоро стал заметным экономическим фактором для всей РФ: калининградские окорочка, мясные консервы, рыбная кулинария, телевизоры, автомобили уверено отвоевывали немалую часть российского рынка. А параллельно нарастали скандалы: наши производства постоянно обвиняли во всех контрабандных смертных грехах и счет денег, якобы уведенных регионом из бюджета страны, шел уже на сотни миллионов, если не на миллиарды рублей.

Просто для примера — цитаты из публикации французского «Фигаро», впоследствии широко растиражированной и в российских СМИ, и в интернете: «По официальным данным московского Института экономики, теневая экономика составляет от 60 до 90 процентов ВВП Калининграда, тогда как по стране в среднем этот показатель составляет от 25 до 50 процентов в зависимости от региона.

Чем выше рост экономики Калининграда, тем меньше налоговых поступлений идет в казну государства.

Здесь, где бедность выносится на повестку дня, люди живут намного лучше, чем на огромной восточной территории:  являясь российским анклавом в самом центре расширенной Европы, Калининград превратился за несколько лет, благодаря различным налоговым льготам, предоставляемым Москвой, в переправочный пункт высокорентабельных товаров». Ну, и так далее…

А возможности для такого развития событий создал закон об ОЭЗ!

3

Конечно, в свое время федеральный центр пошел на предоставление Калининграду беспрецедентных льгот не от щедрости и доброты: страна была в кошмарном кризисе, ситуация грозила развалом государственности, итоги второй мировой войны пересматривались повсеместно — и уход региона в свободное плавание вовсе не казался утопией. Чем и воспользовался тогдашний губернатор Ю. Маточкин, попросту пригрозив Москве отделением области от метрополии, благо географически это уже произошло.

А столице, у которой не было ни экономических, ни военных сил, ни тем более желания конфликтовать еще с одним регионом, ничего не оставалось делать, кроме как предоставить нам выплывать самостоятельно, как получится, пусть и не совсем по тем законам, по которым жила вся страна. Именно эта нехитрая философия и легла в основу первой редакции закона об ОЭЗ. Однако все течет и все изменяется: постепенно страна стабилизировалась, экономика более-менее выровнялась, а международный авторитет РФ вырос настолько, что о территориальных претензиях к ней продолжали говорить только японцы, для которых самоубийство — не грех, а доблесть.

Короче, страшилки эпохи раннего Ельцина уже перестали пугать московское руководство, и настало время, цитируя Высоцкого, отбирать наши пяди и крохи — вопрос о том, что с законом о калининградской ОЭЗ надо что-то делать, встал в повестку дня во многих столичных кабинетах. Грубо говоря, конец наставал нашему закону!

Тем более что, помимо субъективных, были и объективные обстоятельства, требующие постановки эксклава в общий строй: Таможенный союз России, Белоруссии и Казахстана и ставшее наконец реальным вступление РФ в ВТО. В идеологию и той, и другой организации калининградские льготы не вписывались. Ну, и что — отменять вступление всей страны в долгожданную Всемирную торговую организацию из-за 0,75 процентов населения?

(Продолжение следует)