«Если б я был султан»: разговор с калининградским сенатором о геях, многожёнстве и «Единой России»

— Тема наша сегодня — «Калининградская идентичность». Мы, кстати, с вами учились в КВИМУ, ну, то есть в разные годы.

— А вы на кого?

— Судоводитель! А вы?

— На радиста.

— Ну, ничего страшного. Наш город всегда был несколько более открытым, чем остальные города. На эту тему существует масса легенд. Например, что мигать фарами, предупреждая о гаишнике, начали в Калининграде, а потом это пошло по всей стране. С другой стороны, и первый случай СПИДа в Советском Союзе — тоже у нас. Значит, мы более сексуально раскрепощённые, но и рискуем больше, может, поэтому и счастья больше. Ощущение того, что мы живём не в регионах, а в другой России.

В России, на самом деле, не всё так ужасно. В Туле есть Лев Толстой, пряники и самовары, у тех, кто с Кубани — ФК «Кубань», супермаркеты «Магнит» и подсолнухи в полях. А у нас есть ощущение, что мы отдельно ото всех. Скорее всего, мы и мягче, и «гибче», и умнее, потому что видели и тех, и этих и можем сравнивать.

— Ну, да. Мы привозили сюда сенаторов. Они тоже не смогли точно сказать, чем, но уверены, что мы отличаемся. Тот же директор «Дикси», увидев нашу «Европу», сказал, что у нас даже торговые центры отличаются, хотя они всю страну заполонили. Нам нужно выгодно использовать своё положение. К Европе поворачиваться не Европой, а к России — не Россией.

— Те, кто сюда приезжал из моих знакомых, ожидали увидеть здесь полную Европу. Но я всех предупреждаю: чтобы не разочароваться, не ждите тут Европу, ждите Россию. И если вы увидите, насколько эта Россия выше той, тогда вам тут понравится. Города Брюгге вы здесь не увидите никогда.

— Культура — это набор повторяемых действий. Даже у последнего бомжа есть набор этих действий. Наша культура не может быть выше или ниже, она такая, как есть. Вот как, по-вашему, мы должны развивать свою идентичность?

— Есть такая актёрская байка: чтобы сыграть пьяного, нужно усиленно играть трезвого, тогда выйдет хорошо. Это как случай с известным славянофилом Аксаковым, который оделся в национальные одежды, вышел на улицу, а его избили, решив, что он перс. Если одеть тельняшку и так ходить по улицам — получится фигня. Нужно дышать воздухом, и всё сложится само. Такие вещи нельзя сконструировать.

— Вот можно говорить о многочисленных стратегиях развития, которые разрабатываются на разном уровне. И у нас из одной в другую кочует пресловутый туризм. И все говорят: «Надо обязательно его развивать». 30 лет об этом говорят, но никто не может вспомнить, что было сделано для его развития.

— Калининградская идентичность была, когда существовали «Радио БАС», «ОК радио», газета «Новый наблюдатель», а потом пришли «Радио Шансон», «МК», «Комсомолка» и так далее.

— Любая идентификация должна себя защищать, если она чего-то стоит. Вот те же казахи. Ещё 15 лет назад их считали приезжими, но они успешно ассимилировались. Возможно, такое же может произойти с узбеками, например. Возвращаясь к туризму, нужно понимать, что на одном туризме область никогда не выживет. Очень большая территория у нас…

— В Калининграде, допустим, есть 20 семей, в руках которых большая часть регионального продукта.

— Нет, я думаю, у нас нет такой консолидации. Например, одна из способностей калининградцев — мимикрировать и прятаться, маскироваться. Я сам удивляюсь: иногда проезжаешь и видишь дорогую машину, и не знаешь, кто за рулём. Мне казалось, что я всех бизнесменов знаю, а, оказывается, это совсем не так.

— А как вам кажется, таких людей не унижает, что им назначили губернатора сверху?

— А разве должно унижать?

— Даже меня вот немного унижает. Я — калининградец, а тут приезжает чувак из Гусева.

— Есть масса случаев, где так же назначают губернаторов. Это не шибко уникальный опыт. Я наблюдал в своём Янтарном родном, как проходят выборы. За деньги можно купить всё, что угодно…

— Зачем вы голосовали за «закон Димы Яковлева» и другие подобные законы? Так сразу и не вспомнишь все. Если бы вы с этого хотя бы что-то получали…

— Да, за все плохие законы я голосовал. Ты всегда находишься в системе координат и из двух зол выбираешь меньшее. Меня в «законе Димы Яковлева» не устраивали три вещи: безаппеляционность, несвоевременность и неготовность субсидирования этой сферы россиянами.

— Так какое же второе зло?

— Не обо всех злах я могу говорить.

Мне, конечно, никто не угрожал и боже упаси. Это, пафосно говоря, интересы Калининградской области. Я не буду расшифровывать. Любая система управления субъективна. Вы работаете в компании и находитесь в системе управления, и если вы не согласны с директором, то вы либо уходите, либо смиряетесь.

— Модель корпоративного государства — это чистый фашизм, не находите?

— Ну, в своё время Гитлер тоже казался прогрессивным деятелем. И на Нюрнбергском процессе был запрещён социал-национализм, а не фашизм.

— Таким же прогрессивным деятелем в 2000 году был Владимир Путин…

— Только с высоты прожитых лет можно оценивать руководителей. Нельзя же сейчас говорить, что первые 10 лет Иван Грозный был шикарный управленец, потом скатился на реакционность.

— В 2000 году у вас не было такого морального выбора, как голосовать за «закон Димы Яковлева».

— Может быть. Но мне сложно судить, я тогда не был во власти. Что касается этого закона, то перед его принятием у нас было всего три пункта, которые не касались усыновления детей. Это был ответ на запрет въезда со стороны США. Именно такая инициатива вышла из Совета Федерации. После включения этого пункта я поездил по нашим детским домам и поговорил со специалистами. И меня поразило, что они за принятие такого закона. «Если инвалидов не можем содержать — давайте их тоже вывозить и ветеранов также отправлять. Так не годится», — говорили мне. И всё-таки, хотя к соцопросам можно по-разному относиться, большинство россиян нас поддержало.

— У нас город очень свободолюбивый, причём без бунтов с битьём витрин. У нас даже губернатора за это сняли. Что для вас бунт вообще? Вы готовы встать в Совете Федерации и сказать, что вы не согласны, собрать пресс-конференцию и рассказать всю правду?

— С годами физическая гибкость теряется, а моральная, наоборот, повышается. Юношеская категоричность отступает. Ты судишь зачастую о вещах, не понимая всю их суть. В бизнесе есть тест «360 градусов». Чтобы узнать человека, нужно пообщаться с его руководством, коллегами и подчинёнными. Так же и в обществе — мы судим о чём-то с одной стороны и скатываемся на оскорбления, в чём нам помогает интернет. Что касается мизулинского закона о мате, то я мат люблю. Но он должен быть к месту. Его ведь нельзя применять везде и повсюду.

— Но всё равно придётся проголосовать?

— Нужно понимать, что любой мат нужно использовать разумно. Дети всё равно его узнают, но лучше, чтобы не от тебя. Какие-то правила, безусловно, должны быть. Я вчера ехал по Приморскому кольцу. Там сейчас стоит ограничение — 60 км в час. Я провёл эксперимент — взял и поехал с такой скоростью. Меня в итоге обогнали все, даже рейсовый автобус. У нас принимай законы, не принимай... Может быть, нам действительно лучше меньше законов, но лучше?.. Обычно происходит патологическое неисполнение или исполнение со своим видением. Люди едут по кольцу, видят знак и думают: «Да нахрена?». Такой калининградский бытовой рационализм. Этика всегда выше закона…

— У вас же сейчас отели, так?

— Ну, у моей семьи.

— А на стройках таджики работали?

— Да, работали. Хорошие ребята, хорошо работали.

— А вы ведь говорили, что культура Средней Азии может нас поглотить. Как связать два этих тезиса?

— Ехал я в Неманский район. Там дорогу узбеки строили. Хорошо строили, надо сказать. Новая техника, красивая одежда. А потом увидел другую работу. Семь, не побоюсь этого слова, россиян клали асфальт. Тоже другого слова не употребишь. Две женщины его клали, а четыре мужика сидели-курили, плюс каток. Нам нужно построить дорогу или занять людей?!

— В Москве вообще лагерь построили, почти концентрационный.

— Всё для людей! Раньше в подвалах ведь жили…

— А с Людмилой Путиной вы знакомы?

— Лично нет.

— А что про неё слышно? Она сюда собирается возвращаться?

— Сплетни вам же не расскажешь, потом скажете, мол, Власенко рассказал.

— Мы — никому, мы — могила. Может то, что она развелась с Путиным, — это знак, что и область теперь разведётся с Россией?

— Ну... Вы знаете, семейная жизнь — такая штука... Это своеобразные уроки жизни. У меня вот одна жена. И я понимаю, сколько проблем с одной женой. Когда их много — наверное, и проблем меньше. Ты их можешь упаковывать, хэджировать и отправлять куда-то. Когда одна — это большой минус. Говоришь ей что-то, а она отвечает, что ты уже пять раз это рассказывал. С новым человеком что ни скажешь — всё в тему. А с женой надо напрягаться. Иногда хочется встать и сказать: «Я — мужчина, у меня достоинство есть». А достоинством надо иногда поступаться.

Как говорил классик, чтобы сделать любую стоящую вещь, нужно поступиться своим достоинством. Если говорить применительно к региону, то поступиться не этикой или нравственностью, а достоинством. Если ты послан регионом, ты должен засунуть свой белый костюм в одно место. Если помогает региону — делаешь, нет — не делаешь. У любого рационализма есть этические границы.

— У вас они где? Чего бы вы не сделали никогда?

— Ну я бы не пил кровь детей никогда. Надеюсь, никогда не стану геем.

— Это тоже больная тема. Вы считаете, закон о гей-пропаганде был необходим?

— Я тут говорил с одним поляком, при этом я толерантно отношусь к геям...

— Но надеетесь, что никогда им не станете.

— Вот хороший вопрос. Ну, реально.

Это как рассказ Кобзона. Он пытался однажды чмырить своего коллегу по цеху и говорил, мол, зачем ты спишь с мальчиками? А он ему отвечает: «Иосиф Давыдович, а вы пробовали? — Нет! — Так попробуйте — за уши не оттащишь!». Может, я тоже боюсь искушения. Я не считаю, что геи — выродки какие-то или чем-то опасны.

— У вас есть знакомые геи?

— Может быть. Я не знаю. Геи — всё-таки некоторое отклонение от нормы, я считаю. Общество решает многие вещи. Нельзя недооценивать любые общественные движения. Власть очень чувствительная. Понятно, что она никогда не покажет этого. Пример нашей области подтверждает. Ведь губернатор Боос был неплохой, если разложить чёрное и белое. Если сравнить, посчитать. Идеальных людей нет, но вышло 10 тысяч человек, и он ушёл.

Когда меня Боос пригласил работать в правительство, я был юноша бледный со взором горящим и думал: «Вот сейчас-то я Калининград подниму вверх». И попав в госуправление, я понял, что оно очень консервативное. В нём очень сложно сделать что-то прогрессивное, но и явную глупость сделать невозможно. Это такая большая машина, малочувствительная к мелким пискам, но зато медленно ржавеет. Это ни хорошо, ни плохо. Любое государство так заточено…

— Вот вы — назначенный сенатор…

— Для меня это оскорбительно, попрошу этого не применять. Я — выбранный, сначала в Думу, а потом Думой — в Совет Федерации. Дважды выбранный.

— Вам нравится быть единоросом?

— Я сначала вступил в «Единство», а потом уже в «Единую Россию». Я вступил туда как бизнесмен, потому что в уставе партии было положение о либерализации экономики.

— Не потому, что это путинская партия и с её помощью можно решать свои лоббистские проблемы?

— Тогда это не была путинская партия. Но чувство самосохранения, конечно, играло свою роль. Тогда я вступил, как запасной диплом кто-то любит иметь.

— А что будет с партией, и не стыдно ли вам там находиться?

— В моём родном Янтарном «Единая Россия» по опросам лидирует с большим отрывом. А на выборах всё равно победили «Патриоты России». Ты можешь представить такой ужас, как полностью свободные выборы? Через три месяца бы взвыл народ. В Янтарном народ выбрал Сердюкова, хорошего дядьку, который сидел на комбинате, потом в Горсовете, никогда ничем не управлял, но в принципе хороший дядька. Вечером он брал тяпку и шёл тяпать. А когда его спрашивали, почему мусор не убирается, он говорил, что денег нет, а кредиты я брать не буду, потому что так жить нельзя. «Почему вы предпринимательство не развиваете?» — «А как я?».

Деньги есть — распределил, нет — значит, нет. И люди должны прожить пять лет с ним. В нашей стране, мне кажется, не хватает второй сильной партии.

Почему сосиски в Польше дешевле, чем у нас? Так устроена экономика. Я недавно разговаривал с представителями фирмы «Алко-Нафта», которые производят крошку для пластиковых бутылок. Так вот, точно такой же завод во Франции занимает 5 га, а у нас — 10. Потому что там это не опасное производство, а у нас опасное. И куча других издержек у нас выше. Это даже если не брать коррупцию в расчёт.

— Не хотите ли вы стать губернатором для поддержки калининградской идентичности на федеральном уровне?

— Вы знаете, на днях приезжал Совет безопасности во главе с Патрушевым. И они сидели где-то в «Руси». И меня тоже позвали, но не сильно настойчиво. И я не пошёл — в Светлогорске на пляже полежал, в волейбол поиграл.

Губернаторская должность в нынешних суровых условиях тяжёлая. Он зажат между молотом и наковальней. Процентов на 70 он зависит от федерального центра: и материально, и морально, а народ спрашивает с него. В такой ситуации очень легко на всех озлобиться и вряд ли удастся сделать что-либо хорошее.

Неблагодарная вещь. Нужно очень сильно думать о том, зачем тебе идти во власть и чем придётся расплатиться за это. Мне бы сейчас не хотелось. Хотя мысли такие были. Даже в Совете федерации трудно отстаивать интересы региона, а на уровне губернатора — совсем. И очень неблагодарное, повторюсь, дело.