Время сводить мосты

1

Образ калининградского анклава как моста между новорожденной Российской Федерацией и Евросоюзом, столь популярный в эпоху Маточкина, возник вовсе не на пустом месте. Сложные и полные конфликтов многовековые отношения между Россией и Германией изобилуют достаточно яркими военными и дипломатическими столкновениями, о которых рассказывают все учебники истории — в результате то, что разделяет две страны (а по большому счету — две цивилизации, славянскую и романо-германскую), гораздо заметнее, чем то, что их объединяет.

А уж роль Восточной Пруссии — как мостика, где две цивилизации встречались,  обнюхивались и обменивались своими достижениями, — и вообще незаметна: штурм Кенигсберга как историческое событие гораздо понятнее и проще, чем то, что при императрице Елизавете тысячи кенигсбержцев (включая и Канта) вполне добровольно написали прошение о предоставлении им гражданства Российской империи.

Мало кто в Калининграде не знает, что Петр I учился в Кенигсберге стрелять из пушки, но гораздо менее известно, что он отправил сюда полтора десятка подьячих — учиться государственному устройству и искусству им, государством, управлять. Потом, вернувшись в Россию, эти люди выстроили систему приказов, которая работает до сих пор, только теперь приказы называются министерствами.

Или вот еще пара фактов, уже из другой, гораздо более поздней эпохи: в знаменитой кенигсбергской обсерватории, у знаменитого астронома Бесселя учились и стажировались будущие российские астрономы Славинский (Виленская обсерватория), Кнорре (директор Николаевской обсерватории), Драшусов и Б. Я. Швейцер (директора Московской обсерватории), Струве (директор Пулковской обсерватории)… С последней Бесселя связывали особые отношения: он консультировал проект ее строительства.

Да и великий (впоследствии) русский врач Боткин, отправляясь на стажировку за границу, первым делом поехал в Кенигсберг, в клинику профессора Гирша. И это вполне естественно, ибо со времен учреждения в России Академии наук (которую создавали многие выходцы из кенигсбергской Альбертины) для русских ученых этот город вовсе не был такой уж заграницей…

Ну, а то, что Кенигсберг исправно служил торговым мостом между Российской и Германской империями — вообще непреложный факт. Практически вся промышленность Восточной Пруссии строилась именно под торговлю и переработку товаров — через эту, сравнительно небольшую, территорию в Европу шли сырье и изделия из 17 наиболее развитых губерний России. Чем не мост между Востоком и Западом?

И только после сорок пятого года, когда, вопреки классикам марксизма, уже не экономика определяла политику, а наоборот, политика — экономику, СССР развел этот мост (и фактически, и в душах людей). И очень похоже, что никакие декларации нового времени на ощущение того, что мы и те, которые жили на этой земле до нас, действительно два разных берега, пока не действуют.

2

Странное дело: шумно требуя себе шенгенских виз, калининградцы постоянно ссылаются на то, что они — скорее европейцы, чем россияне, но при этом упорно не хотят замечать, что европейцы так не считают. Причин у такого положения дел вполне достаточно, но об одной, может быть самой глубинной, мы как-то не задумываемся: вольно или невольно, но большинство калининградцев воспринимают и культуру, и историю этой земли как «до» и «после», как нашу и не нашу…

Ладно, нас так учили, но если вдуматься, то какая, в сущности, разница, немец Коперник или славянин (о чем до сих пор спорят его биографы)? Разве немецкая гелиоцентрическая система более гелиоцентрична, чем польская или русская? Или тот же Бессель преподавал нашим астрономам какую-то другую, отличную от славянской, астрономию? А профессор Альбертины Мориц Герман Якоби, который вторую половину жизни был знаменитым русским ученым Борисом Семеновичем Якоби, это чья история — наша или «ихняя»? А академик РАН и профессор кенигсбергского университета Бэр? А десятки, если не сотни других ученых, врачей, инженеров, объединяющих большую Россию и маленькую Пруссию?

Впрочем, ладно, наука она действительно интернациональна, но политика и тем более армия — они ведь действительно наши и их? Да как сказать… Вот, например, форт № 1 «Штайн», в свое время широко известный по истории с выселением семьи Лаврушенисов. А кем он был — этот самый барон Генрих Фридрих Карл фон Штайн? Спросите у калининградцев и большинство ответит: «Какой-то немец». Кто бы спорил, действительно немец…

Однако в свое время Штайн, друг королевы Луизы и большой поклонник России, как и его царственная подруга, не принял наполеоновской оккупации Пруссии и был послан в Петербург, где возглавил так называемый Немецкий кабинет освобождения Пруссии — по сути, правительство Германии в изгнании. А потом, в 1813 году, российский император Александр Первый назначил барона своим государственным комиссаром в Кенигсберге.

Именно Штайна считают родоначальником ландвера (народного ополчения) в Германии, инициатором отмены крепостного права, реформ армии и образования. А прямым следствием этой его деятельности стало то, что фельмаршал Блюхер во главе прусской армии сумел обойти на марше французского полководца Груши и блистательно завершил при Ватерлоо то, что начали Суворов в Италии и Кутузов под Москвой — разгром Наполеона.

Ну, и чья это история — барон Штайн? Только немецкая или и наша тоже? Впрочем, форт «Штайн» — это почти за городом, а вот башня «Дона», она же Музей янтаря? Кем был граф и генерал Фридрих Карл цу Дона? Каким-то немцем? Безусловно. Но в 1807 году он со своим полком в рядах русской армии участвовал в сражении при Прейсиш-Эйлау. А ведь именно это сражение заставило Наполеона задуматься и на несколько лет отложить вторжение в Россию! Впоследствии, в 1812, цу Дона вообще перешел на службу в русскую армию. Заметьте, не на сторону победителя, а в самый тяжелый для нашей страны момент. Снова тот же вопрос: ну, и чья это история — только немецкая или и русская? А может, это наша общая история, история Европы?

3

Честно говоря, я не знаю, как нам свести мосты в сознании… Может, в калининградских школах стоит преподавать региональную историю, упирая не на то, что нас, нынешних владельцев этой земли, и их, прежних владельцев, разъединяет, а на то, что соединяет? А может стоить развешивать таблички с пояснениями, не только кто такие, например, Гнейзенау и Шарнхорст (в медальонах на Росгартенских воротах) или Рихтер и Диффенбах (на портовой больнице), но и что они такое в мировой, а значит — и нашей, русской, истории?

Но зато я твердо знаю, что до тех пор, пока мы не поймем, что мост между Востоком и Западом — это то, что связывает берега, а не разводит их, пока не начнем осознавать, что мы и они — это не непримиримое противоречие, а две стороны одной медали, не быть калининградцам европейцами ни в России, ни в Европе…