Приглашение к танцу

Однако, к удивлению наблюдателей, наша область пока так и не стала предметом большой политики — похоже, какое-то время Европа считала, что запряжет Россию в свою колесницу и без резких телодвижений. Все к тому шло: РФ покорно уступала во многом, сдавала естественных союзников и всячески демонстрировала свою толерантность, которая все больше воспринималась как слабость.

Но кризис расставил все на свои места: политики увидели, что если общая лодка попала в шторм, то значимость гребцов становится ничуть не меньшей, чем рулевых. Европейцы с некоторым удивлением осознали, что оказались прочно привязаны к России нефте- и газопроводами, причем чем нестабильней становится обстановка на Ближнем Востоке, тем больше они попадают в зависимость от РФ.

Поняли они и то, что без сравнительно большого и относительно стабильного российского рынка им придется тяжко, а покупателей не принято шугать и воспитывать… А уж после российско-грузинского инцидента даже самые тупые осознали, что разговаривать с русскими с позиции силы бесполезно — они не понимают! В этой ситуации лучше бы Россию купить, но Европа не настолько богата, да и скуповат европейский обыватель.

Короче, для европейцев настало время искать другие пути воздействия на восточного соседа, и вот тут, похоже, вспомнили и про Калининградскую область…

1

Это случилось в Приднестровье, в ночь с 9 на 10 июля 1992 года. Дело в том, что за несколько дней до того, в Кицканском лесу, что на левом берегу Днестра, до того знаменитом только старинным православным монастырем и чудотворным колодцем, стали концентрироваться молдавские войска и отряды добровольцев-националистов, мечтавших вернуть взбунтовавшиеся правобережные территории в лоно матушки-Молдовы.

Это были те самые люди, которые меньше чем за месяц до этого, в Бендерах, в шесть часов утра расстреляли из танковых пушек и минометов общежитие, населенное в основном женщинами и детьми. И они же взорвали памятник Пушкину — в отместку за стихотворение, начинавшееся словами «Проклятый город Кишинев…» А сейчас в Кицканы стягивалась артиллерия со всей Молдовы — националисты готовились взять реванш за  бендерское поражение.

Это — на левом берегу. А на правом, прямо напротив леса, лежал абсолютно беззащитный, очень уютный и домашний город Тирасполь, основанный в свое время Суворовым и на 98 процентов населенный русскими и украинцами. Тихие улочки, обсаженные не липами и каштанами, а вишнями и абрикосами, знаменитый на весь юг СССР розарий и заросли роз на улицах, дома, увитые виноградом, школы и больницы, детские сады и Дворцы культуры…

И что удивительно: хотя о происходящем в Кицканском лесу в городе было известно всем от мала до велика, но паника не началась — уезжали единицы. Остальные готовились: одни (добровольцы) — к обороне, другие — женщины, дети, старики — возможно, к смерти. О том, что молдавские отряды творили в Бендерах, в Тирасполе знали досконально.

Наверное, дело было в том, что тираспольцы нерушимо верили в Россию, которая не может, не должна бросить русских. И хотя расквартированной в Приднестровье 14-й армии было приказано соблюдать нейтралитет, но никто не сомневался: не смогут российские солдаты просто смотреть, как уничтожается мирное население мирного города.

Одни говорят, что Ельцин был против вмешательства, а добро на активные действия генералу Лебедю дал вице-президент Руцкой. Другие утверждают, что Лебедь принял решение самостоятельно, узнав, что атака на город начнется десятого июля рано утром. Так или иначе, в ночь с 9 на 10 Александр Иванович отдал приказ, и части 14-й армии накрыли Кицканский лес ракетно-бомбовым ковром. Волна за волной, волна за волной…

Утром на левом берегу не было никого — те молдаване, которым удалось выжить, бежали, бросив все. Рассказывали, что им посчастливилось спастись только благодаря вмешательству президента Молдовы, который ночью позвонил Лебедю и упросил его остановить атаку. На этом приднестровско-молдавская война кончилась и начался вялотекущий переговорный процесс, который длится уже без малого двадцать лет.

Но и до сих пор понятие «Россия-мать» мало где воспринимается так искренне, так с душой, как в Тирасполе. А если вы думаете, что где Приднестровье, а где Калининград, то оказывается, они гораздо ближе друг к другу, чем это кажется.

2

На днях в Калининграде встретились министры иностранных дел Польши, Германии и России. Многие увидели в этом добрый знак: мол, не так уж нерушимо сплочен Евросоюз и некоторым государствам уже надоело плясать под дудочку стран Балтии, тяжко больных русофобией в параноидальной форме. Да и о том, что отношения с Польшей явно нормализуются, сам факт такой встречи именно в Калининграде тоже свидетельствует.

Настораживает только одно: сообщения СМИ о том, что среди прочих вопросов повестки дня был и вопрос российской поддержки непризнанного Приднестровского государства. Цитирую: «Министры Польши и Германии убеждали своего российского партнера, что Москве следует отказаться от поддержки этой самопровозглашенной республики» Ничего странным не кажется?

Ну, сами подумайте: и Германия, и Польша, и Калининградская область — соседи, чьи взаимные интересы обусловлены единым пространством вдоль побережья Балтийского моря, общей во многом историей и вполне очевидными экономическими связями. Отсюда и логичная повестка дня: Белоруссия, через которую идет большая часть торговли РФ с Польшей и Германией, а КО связывается с метрополией; визовый режим для калининградцев и вопросы приграничной торговли; ПРО в Польше; строительство БАЭС… Короче, все, что касается взаимоотношений соседних государств. И вдруг — далекое Приднестровье!

Это обращает на себя внимание еще и потому, что на подобных встречах мало что происходит случайно: темы переговоров взаимоувязываются,  повестки дня и круг вопросов заранее оговариваются и согласовываются, готовится соответствующая аргументация и экспертные заключения, выясняется позиция государств и правительств, от имени которых говорят министры иностранных дел…

Конечно, вполне возможно, что после переговоров, за чашечкой кофе дипломаты тоже не прочь поболтать о разных, не относящихся к делу вещах: например, о Каннском фестивале, кубке УЕФА по футболу или о Приднестровье, но темы таких бесед крайне редко просачиваются в прессу.

Гораздо логичнее предположить другое: то, что тема Тирасполя, пусть и формально, но привязывается к калининградским визам и БАЭС, означает не что иное, как приглашение к танцу (а точнее — к торгу): мол, мы вам визовые послабления и невмешательство в экономические дела вашего эксклава, а вы нам выдаете непризнанную республику головой… Эдакий предварительный зондаж: насколько Москва действительно заинтересована в Калининграде и насколько далеко она может зайти в этом своем интересе.

Разумеется, как именно федеральному центру следует поступать с ПМР,  решать не калининградцам, и есть большой соблазн сказать: «Какое нам, калининградцам, дело до полмиллиона русских, застрявших за тысячу километров от нас, между Молдовой и Украиной?» Однако беда в том, что в политике и межгосударственных отношениях сказавший «А» чаще всего вынужден впоследствии говорить «Б», «В» и так далее, вплоть до «Я».

А потому, поддайся сейчас Россия на эту удочку, в следующий раз ей предложат обменять уже КО — скажем, на европризнание Абхазии и Южной Осетии или на европейскую поддержку наших прав на Курильские острова. Или на антарктический шельф. Или на все это вместе… И если кто-то полагает, что, заполучив калининградщину, Евросоюз радостно бросится ее кормить и поить, то он глубоко заблуждается. Литва тоже так думала, а теперь стремительно вымирает, и никто не знает, как этот процесс остановить.

Впрочем, всегда есть надежда, что дипломаты случайно заговорили о Приднестровье именно на этой встрече — может, им просто такого случая раньше не представлялось?